1

Забавная (или трагическая?) история попалась мне на глаза. Юный пианист из Сибири на недавнем конкурсе Чайковского; уверенно шагает от тура к туру. Вдруг ему сообщают, что в Чите (или Улан-Удэ?) скончалась его мать. Похороны тогда-то. И что же? Юноша "берет себя в руки" и остается и выходит в третий тур и побеждает в нем. "Родилась новая звезда". Любопытно вот что: вместо того, чтобы потупить очи и предать молчанию эту порочащую молодого человека историю, комментаторы всех родов уже несколько лет восхваляют его за это "правильное решение", комментируя его как некое преодоление более низких чувств чувствами более высокими. В прессе просто восторг по поводу душевного "героизма" сего пианиста.

И мы будем говорить, что мир не перевернулся? Что он не исчах? Что человек не утратил свой исконный габитус? "Более низкие чувства" – это сыновний (священный) долг? "Более высокие чувства" – зуд карьерного роста, рабское служение своему тщеславию? Ибо любить искусство вполне можно, оставаясь просто человеком.

Да, судьба нас искушает, искушает и "мир сей". Выбор за нами. И что же выбирает эпоха? Что выбирает "общественное мнение"? Между этическим и эстетическим действием оно всегда выбирает второе. "Этика? Чепуха, условность. Эстетика? О, это абсолют". Молодой человек не показал себя Гамлетом, общественное мнение выбрало за него.

Но что есть искусство нового времени? В общем и целом, несомненно, оно есть выражение человеческого самодовольства, самопрославления, самовозвеличения. Искусство – одно из мощнейших средств возведения человеком (внутри матрицы человечества) самого себя на роскошный пьедестал. И лишь ничтожная часть искусства свободна от плена эго. В этом вся закавыка. Одним и тем же словом называются совершенно разные вещи. Есть поэты и художники, достигшие границы пробужденности; они почти вне эго. Общение с ними очищает. Но основная масса так называемых творцов – скопища омраченных, пребывающих в мутном сне своих тщеславных проекций. Они мастера эстетики; чара правит ими.

Возвращаюсь к юноше-пианисту. Культур-менеджеры трактуют его поведение на конкурсе как победу искусства над жизнью: мол, вот вам прямое доказательство, что искусство выше и ценнее жизни; что служа искусству, мы служим богу красоты. Какая дьявольская гордыня, какой плевок в лицо бытия, которое есть сакральная основа всего и вся. Не поехав на похороны священного существа, молодой человек лопатой перерубил свою связь с корнями, разрушил хрупкую связь с древнейшими неписанными традициями, заключив инфернальный союз на верность пианизму (всего лишь! сочиняй он в тот момент симфонию, я бы еще мог его понять: он в тот день мог быть в плену не эго, а "Иного мира" и не осознавать происходящего вокруг).

Приехав на конкурс, он был еще, вероятно, частью природного дао-порядка, сделав же этот выбор, он присягнул богу Социума, его идеологии. Ибо религии у социума отродясь не было и не может быть. Он выбрал славу, а это самый немудрый, самый неправильный из всех возможных выборов.

На каком-то этапе (вероятно, в начале кали-юги) у людей и человечества не осталось сил, чтобы постигать жизнь мистически, сам ее мистериальный поток, исполненный бесконечной поэтической мощи. И от этой нищеты явилось тусклое, вялое зрение, тусклый, вялый слух, жизнь стала восприниматься вполглаза, вполслуха, она стала "скучной", поскольку человека охватила духовная импотенция. И вот тогда-то явилось эго-искусство, куда начали сбегать отдельные особи, которые воистину спасались от скуки прозябания в мертвенно-прагматичном социуме. Талант созидания эстетических фантомов они стали продавать, чаще всего не за деньги, а за энергию тщеславия. Так, "с помощью" искусства, имитировавшего духовную силу, человечество переползало из века в век, веруя в свое величие, а новая наука, еще более велиарова по корням, дала ему новый импульс веровать, что "в общем-то мы на верном пути".

Если же говорить о новейшем времени, то цивилизационная посткультура (антикультура) просто-напросто высасывает все скромные соки сакральности из вещества жизни, обнуливает мистический ее потенциал, так что становится в буквальном смысле врагом жизни, ее естественного дао-течения. Не случайно всё и вся в новейшее время эстетизируется, а актёрство (демонстрация возможностей эго к переодеваниям и захвату новых территорий/впечатлений) становится массовым стилем жизни. Вся бытовая и даже интимная сторона жизни выносится на подиум и на подмостки, если не на арены. В искусство массово втягивают и совсем малых деток, в буквальном смысле их насилуют этим соблазном искусственности, самодемонстрационности и сцены. Тут не только родину продашь или папу с мамой, но и дедушку с бабушкой.

2

Нужно пройти немалый путь, чтобы наконец понять, что протуберанцы искусства прорываются в новое время из анклавов Эго; это эго бушует и безумствует, запертое в затхлом базаре социума, это оно демонстрирует свою виртуальную мощь, красоту психических лихорадочных вибраций, многогранность эмоциональных и интеллектуальных извивов и оттенков. Это эго фонтанирует и взрывает фейерверки огней, призрачных и никчемных. И, очаровываясь этими фейерверками, мы всё глубже увязаем в собственном эго, ибо подобное резонирует на подобное. И вот поселяемся в этом мрачном погребе навсегда, полагая, что это универсум, что он именно таков. Почитаем внимательно "Книгу непокоя" Пессоа, где дан гениальный отчет о такого рода ситуации полного коллапса.