Вот он, современный Родион Раскольников: мусульманин, восемнадцать лет, вооружен до зубов винтовками, пистолетами и гранатами. О богатстве ли он мечтает? Нет, он качает права на "высшую самореализацию", выходя на уровень полного презрения к социуму, от которого его тошнит. Он хочет походить на супергероев телевизора, не понимая их мультяшной сущности. Он хочет славы, не понимая, что эта слава мультипликационная. Тянет ли такой монстр на героя художественного романа? Но ведь он картонно-пластиковый, мультяшно-пластилиновый; он детище интеллектуальных испарений резиновых мальчиков и девочек вне возрастов и гендерных признаков – режиссеров и актеров нашего тренировочного лагеря. Не тянет. Художественность завершилась смертью души. Возможно ли говорить о Достоевском в присутствии Галкиных и Ургантов? Не только не смыкается, но даже пунктира не провести. Не обсуждаемо. Раскольников конечно был дрянь дрянью, но не надо забывать, что он измышление не только ума, но и души Достоевского. Как и все его персонажи. К тому же сам Достоевский был квинтэссенцией эпохи одухотворенной, и в жилах его все же текла кровь, а не только чернила-идеи. И Родион у него все же пытается молитвенно припасть к земле: очнуться. А наши бравые палачи с электронной заводкой вместо сердца – совсем не измышление, хотя измышлены фантомными мозгами фантомных слуг хозяина мира сего. Как же назвать современный тип художественности? Фантомной художественностью, несмотря на нефантомную кровь её жертв.