Как странно повернут нынешний социальный человек. Чуть-чуть выскажешься тепло о своей земле, как зачисляют тебя в патриоты. Едва признаешься, что не любишь всякую власть, ибо не доверяешь ей, как немедленно тебя зачисляют в либералы. Английский язык я не люблю со студенческих лет, без всякой политики: ужасный язык во всех смыслах. Особенно, когда ты сам русский и изучаешь древнегреческий (два красавца-языка, во всем антиподные английскому), когда любопытствуешь в санскрите и литовском, когда читаешь по-немецки и говоришь с приятелем по-французски, а еще влюбляешься на время в латынь и даже отчасти в польский. Не говорю уже о церковно-славянском, а на последнем курсе - арабском. У меня был дружок с исторического факультета, адепт английского, но и эти долгие с ним споры на меня не повлияли. Самый сильный аргумент у него был: скоро весь мир будет говорить только по-английски. Но именно это добавило в моё чувство  решающую ноту отторжения.

       Ужасное и роковое свойство Руси: государственная власть всегда обустраивалась ради самой    себя, не только не заботясь ни в малейшей степени о народе, но нагло его используя ради своей тусовки. Так было, сколько помню себя и сколько помню историю. То бишь, как же можно под любовью к родине иметь в виду власть и властные структуры?.. Власть и ландшафт, в том числе и человеческий, гармонически слитый с ландшафтом природным, – это две силы, абсолютно не совпадающие. И Лермонтов в известном стихотворении говорил не о государстве, не о левиафане, а о душе и духе конкретной земли и о тех, кто верен этому духу и этой душе. Так что нормальный человек вполне ясно чувствует, где начинается и где кончается родина: это вполне личные и даже порой вполне интимные вещи.

       Есть живые примеры, показывающие интимность чувства родины, то есть чувства сродства с конкретной землей и пейзажем. Вот один: англичанин Джон Фаулз, имевший в своем сердчишке три родины. «Меня всегда глубоко интересовала природа, она была моим наваждением, поглощала меня целиком, и я сразу же безнадежно влюбился в природу Греции – буквально с первого взгляда... И давно уже говорю, что у меня три родины: моя родная Англия (не Британия!), Франция и Греция. Моя любовь ко всем трем может показаться странной, поскольку прежде всего это любовь к их сельской, "естественно-исторической" стороне, и в очень малой степени – или ее вовсе не существует – к их столицам и крупным городам. Я придумал что-то вроде прозвищ для этих сторон Франции и Греции, которые мне кажутся привлекательными: la France и agria Ellada – природные Франция и Греция». А вот как он описывает свою французскую привязанность: «Моя Франция вся состоит из бесконечных и малоизвестных сельских просторов с их крохотными городками и затерянными в глуши деревеньками; чем отдаленнее такая деревня, тем лучше; особенно всё, что лежит к югу за огромной излучиной Луары, от Нанта до Невера – Вандея, долины Крёза и Вьенна, и дальше вниз, через Овернь к Козу и Севеннам... Я пытаюсь с помощью Жюльена Грака нащупать то, что больше всего люблю во Франции, воображаемой Франции; почему я и могу утверждать, что именно она глубочайшим образом меня сформировала. По сути, дело не в литературе, старой или новой... Это не имеет отношения к политической и социальной структуре, и это не вино и не еда, не тонкость и изобильность её art de vivre. Если о чем и стоит говорить, то более всего об изобилии свобод, и даже в этом важна не столько позволительность выбирать из имеющегося изобилия, сколько сама возможность выбора. Франция остается родиной многих вещей... для меня она родина всех, чей внутренний порядок хоть как-то связан с т.н. первобытным мышлением...»

       Фаулз мне в этом вполне понятен и симпатичен. Вспоминаю Рильке с его тремя родинами: Россией, Парижем и швейцарской долиной Роны. Вспоминаю одну еврейку, выехавшую двадцатилетней в Израиль в 90-м году, и затем каждое лето приезжавшую в Россию, и по месяцу-два с истинной любовью исследовавшую пейзажи среднерусской и северорусской полосы...

       Да что говорить: способность любить – дар богов, к сожалению нас почти покинувший. У животных он сейчас встречается чаще.