Николай Болдырев. Уста Христовы.
Журнал "Плавучий мост" №2 (30) 2022 г.
Постскриптум
И однако разве честно закончить на этой ноте? Ну, хорошо, был 43-й год, но ведь был же и 45-й.
Думаю, Бенн не знал и вероятно даже не догадывался о тех инфернальных зверствах, которые методично и при полной трезвости (спокойствии ума и психики), при полной ментальной "взвешенности" творили немцы в Польше и в России. И конечно, позднее он не мог не обнаружить, как и мы все, истинного лика элитных германцев, оказавшихся лишенными даже намека на зерно Христа или Будды в стерильных своих душах, что не раз побуждало религиозных людей на Востоке, лишенных ханжества, сожалеть (разумеется, в частных беседах) о том, что немцы как раса не были (в фазе возмездия) уничтожены поголовно как зараженные фашистской бациллой до генных глубин. Что, кстати, было бы вполне в стиле (так говорилось порой в частных "кухонных" беседах) тех глобальных расовых чисток, в законности которых германский истеблишмент был убежден. (Вспомним современный "лоскутный" расизм США).
Тем не менее Бенн оставался заурядным западным интеллигентом. В 1933 году он пишет благостный труд "Что такое немец. Генофонд и вожди", где едва ли не с восторгом фиксирует, что почти все гениальные и талантливые люди в Германии ("начиная по крайней мере со времен Реформации") вышли из пасторского сословия, то есть причастны к этике. Генетическая суть немцев предстает в этом обзоре как естественное сродство семейственности ученых и священников. В этой связи любопытно посмотреть на его известную неприязнь к Рильке, в котором не было ни малейшей германской ноты, который считал, что в предыдущем воплощении родился в Москве и который избрал своим богом Орфея. "Рильке всегда вызывал у меня ощущение земляного червя". Что это как не расовый инстинкт, ведь Рильке был весь с головы до ног соткан из трепета перед земным сущим и потому из сострадания к несчастным. Любопытно и то, как "реабилитирует" Бенн мюзотского затворника. В 1949 году он пишет: «<Тем не менее> этот человек написал стих, которое мое поколение никогда не забудет: "Кто говорит о победе? Выстоять – вот что важнее всего!"» Тут, вне сомнения, использование "мантры" в своих целях, перенос её в ситуацию "нынешнего поколения немцев", не "сумевших победить". А у Рильке эти слова обращены к юному графу Вольфу фон Калькройту, покончившему с собой в 1906 году в девятнадцатилетнем возрасте. Реквием Рильке написал в 1908 году, реквием утешения и бытийного "орфического" соразмышления. Бенн же ставит вопрос скорее от Вотана, нежели от Орфея и Рильке. "Наша победа будет в том, чтобы не сдаваться" – примерно так звучит "мантра", ни словечка о раскаянии и покаянии. Ни малейшей интонации уст Христовых. Ни малейшего намека на Раскольникова и Соню, на русские басы проофундо и Александра Сергеевича.
Да, немцы испокон веков твердили, что Германия – "страна философов и поэтов". Встает законный (естественно, для меня) вопрос: что же это за философия и что же это за поэзия? Не коренится ли в самом духе сытой добротности быта и интеллектуальной утонченности ярое зерно сибаритского высокомерия и самовосхищенности?.. Всего того, что так претило Рильке в немцах и в Германии.
Во всяком случае стихотворение "Санкт-Петербург – середина 19 века" продолжало прекраснодушно переходить из издания в издание. О каких "устах Христовых" мог писать германский офицер (военный врач в тыловых частях) в 1943 году? Уму непостижимо. Что вообще мог понимать в "слезинке ребенка" этнос, чья идеология в ХХ веке была построена исключительно на идее "штурм-унд-дранга"? Впрочем, на этой идее в той или иной степени зиждется громадная часть всего западного мышления двух тысячелетий. Наши бедные интеллектуалы тратят немыслимое количество энергии, чтобы не замечать столь вопиющего факта, приписывая две мировые бойни и уже начавшуюся третью неким таинственным вопросительным абстракциям. Какая поразительная ментальная трусость. Какое искусство мыслить с закрытыми глазами. А как иначе, если западный эстетический фашизм – их любимый идол, сделавший всю религиозную парадигму очаровательным спектаклем, внезапно им надоевшим.
В делах духа нет ни давности преступления, ни давности блага. Мистерия разворачивается вне времени.
|