Десять бездн Паскаля

                 «Последнее действие разума в том, чтобы                                                                                 отречься от себя».

                                                                                                                                      Паскаль

                    «Какой великий ум и какой странный человек!»                                                                                                                                                  Мольер

                                               Бездна познания

        Мало у кого из просветленных внутренний переворот происходил столь мучительно, столь не в один день, как у Блеза Паскаля (1623 – 1662), сына Этьена Паскаля, образованного важного чиновника в городке Клермон, переехавшего в Париж ради детей, когда Блезу было восемь лет. И одной из причин мучительности прорыва из обольщений социумной капсулы был высочайший интеллект Паскаля, обнаружившийся уже в детстве. Очень рано Блез Паскаль буквально увяз в своей славе вундеркинда, а затем всеевропейски знаменитого ученого, который делал открытия, словно щелкал орехи. Соперником в научных изысканиях пятнадцатилетнего Блеза был сам Декарт, который, как считали иные из современников, даже втайне завидовал блестящему уму юноши. Великий математик Гассенди называл его "чудным отроком”, да и сам царственный Лейбниц восхищался им. 

Как можно было вдруг отказаться от преимуществ столь выдающегося интеллекта? Как можно было добровольно, вопреки общему мнению и общему славословию, "наступить на горло собственной песне” и прервать свою блестящую научную карьеру? Как можно было вдруг суметь посмотреть на интеллект СВЕРХУ, с иных высот и просто                 6       5   понять, что дар гениального ученого погружает душу в пучину, где властвует похоть знания и с этой похоти он стрижет все большие и большие купоны сладострастия превосходства над другими ("воля к властиьшие купоны сладострастия превосходства над другими (у, где властвует похоть знания и с этой похоти он стрижет все большие и бо”, воспетая позднее Ницше) и что душа его вот-вот окончательно погрузится в это омраченье, в этот сладкий морок… Не только это следовало ему понять и  остро почувствовать, оперевшись на глубинную свою интуицию, но и понять, быть может, самое трудное: то, что рассудок, счетная машина интеллекта, научного познания заводят человека в бесконечный тупик, бесплодно высасывая его энергию внимания к сущему. Но к Сути, к Сущему, к Бытию, к Сердцу мира, к Центру природы, как выражался Бёме, интеллект не приблизит человека никогда.

Ко всей этой сумме понимания  Блезу Паскалю следовало прорываться сквозь стену всеобщих дифирамбов его научной гениальности. И это тем сложнее было сделать, что вектор развития цивилизации был интеллектуалистическим. В семнадцатом веке еще мало кто догадывался о весьма коварной природе той власти, которую взял над людьми их рассудок – великий обольститель и демагог, тщеславный и лживый нарцисс, придумывавший бесчисленные убийственные для человека изобретения от предметов развлечения до пулеметов, атомных бомб, миллиардов вонючих машин и генных методик, алчно домогающихся бессмертия плоти. Во времена Паскаля счетная машина интеллекта могла еще казаться сиятельно невинной, и нужна была исключительная интуитивность, чтобы почувствовать самое важное: обожествление интеллекта намертво перетягивает светящуюся энергетическую пуповинную нить духа, связующую человека с Сущим. У человека есть (сознательный или бессознательный) выбор,  возможность задать себе вопрос: во что ты вкладываешь свою душу – в интеллектуальный или в духовный подход к миру? Чем ты желаешь прикасаться к невидимому, тонкому плану? Что для тебя священно?

В своей главной книге, которую он собирался назвать "Апологией христианства” и которая вышла после его смерти под названием "Мысли”, Паскаль приоткрыл нам пути своих сомнений и своих итогов. Скачать полную версию.