Весьма емка и интересна в "Матросе" попытка универсального культурно-мистического синтеза на основе кабалы и японской средневековой игры-мистерии. Ингредиентов там много еще и иных, самых разных, но это "почти нарочитое" смешение не отталкивает, и я думаю: вследствие их растворенности в романной стихии, где ментальная кровь струится и по обширным просторам реальной крови живой персонажей. По сюжетам их вполне земной и тленной страстности, по сюжетам их заблуждений, слабостей и непригодности к прагматическому жизненному результату. Но что делать со стихами, где сотни и тысячи культурных, исторических, философских реалий буквально атакуют друг друга в соревновательном азарте и в нескончаемых попытках замещения одного другим, вытеснения всего чем-то, чем-то ‒ всего и т.д. Разумеется, все эти указания на бессчетность атомов жизни подобны хохоту Чжуан-цзы или даже Гаутамы, уравнивающего все эти иллюзорные блики в их наивных и вполне невежественных претензиях на "последнюю" значимость. Стихи Таврова хотят говорить как раз о "последнем", о финальном, о том финале, который всегда сквозит утренним ветром с гор или с моря.