Что я думаю об "Энциклопедии УПШ"? Очень красивый том, истинный праздник для душ уральских поэтов, к пиитскому числу которых сподоблен и я. Замечательную вещь сотворил Виталий Кальпиди? Конечно, безусловно, слов нет. Размах овеществления невещественного впечатляет, особливо в рамках предыдущих трех томов-сборников. Слабое место тома? Чрезмерно назойливая попытка Кальпиди продемонстрировать свою "вышестоящесть" по отношению к другим, некое свое "генеральство", порой за счет явно менторского с провинциальным отливом тона, тона расставления оценок и баллов, претензий на экивоки даже по нравственной некой шкале, вéдомой лишь самому Виталию. И это, право, смешно, поскольку безупречность нравственного вкуса и чувства ‒ отнюдь не сильная сторона нашего дорогого составителя-эстетика, и это обстоятельство всем известно. Агрессивная пустотность его морально-педагогических инвектив в адрес Дмитрия Бавильского (давным-давно не участвующего в поэтической уральской тусовке) просто удивительна. Мораль: раз уехал из Челябы, оторвался от провинциальной почвы, значит совершил "не тот" поступок и стал никем. Но Бавильский-то как раз и стал в Москве тем, кем стать хотел и смог: не только романистом (впрочем, это не такой уж, конечно, и критерий: романы писать сегодня каждый горазд), но блестящим, неповторимым художественным критиком, аналитиком вещей и предметов, поистине тонким интервьюером-сейсмографом культурных и в особенности музыкальных процессов, порой на самом их "утреннем" часе. (Просмотрите хотя бы его только что вышедший громадный том  интервью с современными русскими молодыми композиторами, награжденный премией Андрея Белого. Кстати, автор настоял, чтобы премия отошла не московскому, но именно челябинскому автору, ибо Дмитрий Б. немало времени в году проводил и проводит именно-таки в родительском челябинском доме). Именно в Москве и далее за ее пределами в иных местах и весях утонченно-культурных Бавильский нашел свой топос, ту духовную почву, которая и есть почва истинная, а не тупо-формальная. Из которой ему иначе увиделась и Челяба. А если говорить шире, то драма внутреннего не тяготения нынешних популяций нашего населения к России как к почве: почве ландшафтно-растительной, кладбищенски-родовой, равно как и к почве душевной ‒ драма зело глубокого свойства (почти трагедийного) и явно не по зубам нашему дорогому составителю. Так что чего уж там пургу мести: написал бы прямо, за что именно обиделся на Бавильского перед тем, как разойтись с ним по житейским тропам. Или бы смиренно-профессионально проанализировал "останки" его чисто поэтического творчества.

            Мне тоже иные морального свойства "подставы" Виталия Кальпиди бывали порой не по душе. В конце концов в состоянии одного такого очередного "осерчания" (собственно, это "осерчание" было скорее на сам тон в очередном устном его монологе ко мне: так капля внезапно полнит чашу) я сочинил довольно резкую, но, надеюсь, по сути вполне объективную, сноску в своем тексте "Homo estetikus" (стр.335 -336) в книге "Письма к Орфею", изданную в этом году в издательстве "Русский Гулливер". Предполагаю, что именно это обстоятельство и повлекло за собой исключение меня из проекта сорока поэтических книжечек серии "ГУЛ", хотя в изначальной программе серии моя фамилия значилась. Впрочем, я, разумеется, не в претензии. Тем более, что стихи едва ли сегодня (для меня) активно сущностное. И даже не потому, что их сегодня в хронотопе культуры слишком много. Надземное бушевание цвета. Мёд души ‒ где он? Вот в чем вопрос. Вопрос ‒ о топосе души, о том потустороннем, где она еще возможна.