Вы вошли как Гость | Группа "Гости"

Страна, которая везде и нигде

Меню сайта
Форма входа
Новые книги
Новые книги
Новые книги
Новые книги
Новые книги

Главная » Файлы » Ночные тетради » Ночные тетради

18 февраля
[ Скачать с сервера (27.5 Kb) ] 20.02.2015, 18:15

Мне вспомнилось, как обрушилась критика на фильм Тарковского "Андрей Рублев" по его выходе. И не официозная критика, а критика трех достойнейших, умнейших русских людей, прекрасно знавших Россию (знавших ее ногами, очами и сердцем) - Солженицына, Ильи Глазунова и Шафаревича - за то, что Тарковский, по их мнению (писали они статьи не сговариваясь, конечно, совершенно независимо) в оскорбительной форме показал русского человека, показал его жалким, немощным, вырождающимся, особенно на фоне цветущих, оптимистичных, пышущих здоровьем монгольцев-ордынцев и в финале фильма - западных знатных иностранцев. Тарковский был задет, в интервью пытался объяснить свою позицию, но ему было больно, что столь умные люди не почувствовали всю муку его сердца, всю глубину его сострадания и понимания изумительной мощи русского духа, никогда не желавшего властвовать, не желавшего жрать, пить и гоготать, но всегда глубинно искавшего Христа. И центральные сцены картины как раз показывают нам грезу Рублева, его видение русского Христа.

            После нынешнего эона пасквилей на Россию, во всех жанрах, где русское с гоготом измазано грязью, после массовых предательств России и ее духа, ее в этом смысле традиций удивительно думать, как обнаженно чувствовали наши художники свою ответственность перед землей, которая непосредственно им была доверена, и потому никакая болтовня о квасном патриотизме при них бы не прошла. Временами мы видим у Тарковского почти идиотическое состояние народа, почти идиотический его уровень (ибо так объективно бывало, когда изнуряли народ, так оно примерно и сейчас, только это изнурение сейчас не физиологическое, но нравственное, обманное), но посмотрите, как созерцает русских людей автор, как смотрит его камера: с какой бесконечной нежностью, бережностью и состраданием, в котором сквозит боль восхищения, потому что ни капли озлобленности или отпада от Господа в этих людях нет. Они едва ли не столетиями были лишены "минимальных удобств", храмы их бывали разрушены, всякое материальное будущее было ненадежным и проблематичным, они претерпевали и клевету и гнет, никакого "эстетического статута" в них, разумеется, нет, но тем мощнее и доверительнее они вникали в неслышимую музыку мира, в существо трансценденции (как сказал бы я сейчас), которая нам доверена свыше.

            И вся патетическая болтовня типа чаадаевской о том, что я, мол, не могу любить свою страну слепо, я должен бороться с ее недостатками ради нее самой, есть дешевейшая риторика, софистический трюк, за которым опустошенность или озлобленность или просто мертвое сердце, поскольку там поверх мертвенности поселилась неисчерпаемая любовь к себе. Что показала в том числе пустая, мертвенная жизнь Чаадаева (человека в высшей степени рационального  и принявшего поэтому "логику Запада" как манну небесную), после смерти которого в ящике стола нашли проект прокламации, где он призывал народ к восстанию, к убийству царя с его "приспешниками".  Вот вам и любовь: "Так умри же ты, сука!" - как сказал другой "патриот" сто лет спустя. Это всё того же типа "любовь к России", которую испытывали к ней все эти многочисленные Ульяновы, ни одного дня не работавшие, но сыто-жирно жившие разбоем, или Савенковы, или еще весьма многие. Любовь кровососов к телу жертвы. Но ведь чем-то же надо кровососание оправдать. 

            Любящий же (как каждому, пережившему это, известно)  не испытывает жажды переделывать и улучшать предмет своей любви. Если действительно любят, то именно за то, что он (она) есть, существует, и сам факт существования этого существа восхищает и умиляет и просится в модус религиозного благодарения. Что может сделать человек, который любит свою отчизну, что может сделать для действительного "ее улучшения", для ее блага? Одно-единственное: не болтать об этом, не умничать, а трудиться как вол на своем участке "общего дела": ковать прекрасные подковы и пасти коней, строить прочные, безупречные дома, которые готовы простоять тысячу лет, вкладывать душу в лечение людей, снимать из глубины сердца фильмы, а если этой глубины в себе не чувствуешь, пойти в педагоги и отдаться этому поистине монашескому подвигу или открыть щвейный цех и шить так, чтобы вещь служила не одному поколению (вопреки богомерзкому "духу времени", пришедшему из Америки, презирающему ныне каждую отдельную вещь, превратившему ее в функцию, желающему ей скорейшей смерти), да мало ли дел, где можно служить отчизне, тем более если она унижена и угнетена и нуждается именно в реальном внимании к ней. В этом-то, други, и заключается наша религиозность, если она в нас есть. Молитва не есть словесный монолог во храме, молитва есть наше дело, которым мы заняты каждодневно. Молитва безмолвна и абсолютно реальна. Тарковский снимал фильмы-молитвы. Картины его любимца Ван-Гога все до единой молитвенны. Пение Нины Дорлиак было насквозь молитвенным. Как и пение Лины Мкртчян. Как касание клавиш некоторыми, очень немногими пианистами. Я знал кузнеца, за которым часами наблюдал зачарованно, потому что его работа была богослужением, священнодействием. Так же я наблюдал за работой одного великого плотника и одного великого педагога. (Никто их, конечно, в ранг величия не вводил, кроме меня, делавшего это интуитивно-втайне). И если наша работа не молитвенна, тогда и наше дыхание будет не молитвенным, и тогда мы насквозь станем не молитвенными, и тогда мы потеряем связь, ту великую Связь, ради которой сюда пришли.

Категория: Ночные тетради | Добавил: Бальдер | Теги: о сущности патриотизма и о сущности, Болдыре, как критиковали Андрея Рублева Тарк, Лина Мкртчян, об идиотизме и величии, Нина Дорлиак
Просмотров: 320 | Загрузок: 20 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: