Вы вошли как Гость | Группа "Гости"

Страна, которая везде и нигде

Меню сайта
Форма входа
Новые книги
Новые книги
Новые книги
Новые книги
Новые книги

Главная » Файлы » Ночные тетради » Ночные тетради

21 января 2015
[ Скачать с сервера (44.6 Kb) ] 23.01.2015, 19:23

Читаю в интернете, как разгораются страсти вокруг звягинцевского "Левиафана". Залез же я  в этот "мусоропровод" в связи с тем, что один мой уважаемый постоянный читатель попросил моего сиюминутного комментария. Поскольку я не уверен, что буду вообще смотреть фильм, я все же влез. С одной стороны, я оказался прав, предположив, что фильм сделан словно бы на потребу либералам прямо ко дню сему. Вот фрагменты западной прессы. Британская Evening Standard: «Нам вбивают в голову мысль о неизбывности коррупции и религиозного лицемерия в России. Мелькнувшие на заднем плане кадры Pussy Riot должны, казалось бы, придать фильму злободневности, но все равно главная мысль состоит в том, что в России так было всегда. И если путинская Россия не хуже всего того, что ей предшествовало, если страдания — всего лишь неотъемлемая часть панорамы российской жизни, то почему нас должна так волновать судьба Коли и его семьи? Предполагается, что мы должны выйти из зала, озадаченные Большими Вопросами. Вместо этого мы восторгаемся великолепно снятыми северными пейзажами (одна из прибрежных пещер светится в темноте как Сикстинская капелла). Путин может спать спокойно: у этого зверя зубов нет». Какие ожидания и какое разочарование! Другое издание (International Businnes Times): «В „Левиафане“ есть сцена загородного пикника, где, напившись водки, герои стреляют по мишеням — портретам бывших советских лидеров: от Ленина до Горбачева. А на вопрос, где же вожди посовременней, звучит циничный ответ: „Еще не дозрели“. Совершенно очевидно, что стоит за замыслом авторов. Поразительно, насколько (при том, что 25 % бюджета фильма поступило от Министерства культуры России) он стал беспощадной критикой коррупции в путинской России. Куда более тонкой и ничуть не менее жесткой, чем панковские эскапады Pussy Riot». Как видим, в этом восприятии "прозападную" задачу фильм выполнил сполна.

            Русская пресса пишет главным образом о том, что Звягинцев поставил вопрос о Боге: присутствует ли он в русской жизни, и ответил однозначно: нет, не присутствует. А что же простой русский народ? Разноголосица, но много возмущенных сгущенностью агрессии, надоевшей по отечественным сериалам, суммарным "очернением" всего народа, всех его, так сказать, слоев и прослоек, включая духовенство, претенциозностью авторской и сквернословием, льющимся потоком вместе с водкой. Как я (не смотревший фильм) понимаю по отзывам и описаниям: картина дышит безнадежностью, своего рода интеллигентской истерией.

            Не в пользу Звягинцева говорит такой удививший меня факт: обилие сквернословия, присутствие которого автор считает очень важным. Признаюсь честно, уже одно это отбивает у меня желание смотреть эту ленту. По поводу необходимости убрать матерщину по требованию российской цензуры вот что сообщает один из журналистов, взявших у Звягинцева интервью: «По словам режиссёра, мат пришлось вырезать "по живому": «Артикуляция есть, а звука нет — это травма. Эти два дня я сидел и чертыхался, вспоминал их всех, этих депутатов, прозаседавшихся, весь этот идиотизм. Я надеюсь, что будет инициатива к пересмотру этого закона, потому что совершенно очевидно, что есть запретительные меры, есть острожный ненорматив, есть „18+“ — этого достаточно. Кинозал — это место, где взрослый, ответственный человек приобретает в кассе билет. Билет является нашим с ним соглашением. Я хочу показать картину вот в таком виде, а он готов её посмотреть в таком виде. Почему сюда вмешивается третья сторона? Откуда? Что это за дичь такая?» Это говорит вполне западный человек, которому важны "свобода и права личности", но совершенно чужды восточные инстинкты и интуиции. Весьма печалит (хотя и не удивляет), что Звягинцева поспешила поддержать наша "киноэлита" (Михалков, Хотиненко, Бондарчук и т.д.) и примкнувший к ним Олег Табаков с просьбой/требованием к думе "возвратить матерщину в кино". Воистину: кого Бог хочет наказать, у того отнимает разум.

            В отношении художественности я совершенно солидарен с Андреем Тарковским, который если видел в кинокартине наметившуюся постельную сцену (в качестве "доказательства" того или иного чувства героев), то немедленно выключал экран, говоря, что этот режиссер больше его не интересует, поскольку он не способен передать чувства посредством образа, метафоры и жаждет прямого примитивно-брутального давления на зрителя, что недопустимо в том числе и по "джентльменским" принципам. Не умея сделать тонкую, действительно поэтическую работу (не будучи поэтом), режиссер переносит тяжесть предполагаемой работы на зрителя, заставляя его испачкаться в натуральном "жизненном дерьме". Ибо присутствовать соглядатаем в чужой спальне - скверная привычка, привычка уголовника и быдла. Никто не обязан терпеть давление и террор "художника". Художник потому и художник, что поэт и способен работать метафорой, намеком, указыванием направления возможного чувства или мысли, а не "массовидно-обязательным" притаскиванием "коллективного тела" зала к цели, художник способен пробуждать в каждом зрителе его персонально личную способность к ассоциированию и душевным откликам-догадкам, извлекаемым из кладезя "невидимого и неслышимого", как бы давно нами забытого. Это было для Тарковского принципиально. Постельные сцены с "обнаженкой" - это первая и самая близко лежащая сегодня лакмусовая бумажка для определения качества фильма, подлинного уровня его художественности. Далее идут "острый сюжет" со стрельбой, погонями, мордобоем и т.п. А что же со сквернословием? Примерно то же самое. Это симптом неспособности решать задачи чисто художественными средствами. А поскольку режиссер замахивается на нечто, как ему кажется, большое, яро жаждет вызвать у зала кричащую эмоцию, ему нужны поистине незаурядные, тончайше художественные инструменты для передачи того, что происходит в человеческой душе. А если этих инструментов у него нет, он вынужден прибегнуть в запрещенным в подлинном искусстве приемам: сквернословие, мордобой и т.п.

            Мат и сквернословие на экране - совсем не то же самое, что в книге, где человек один на один с текстом, одна гнусная фраза на него не очень давит, он может ее иронически взять в скобки или просто перелистнуть и не читать, ибо увидеть нечто знаково и прочесть - не одно и то же. Мат в книге - не социальное, а приватное действие. В кинозале сквернословие становится актом социальным, оно свершается прилюдно, и уже одним тем, что я сижу в большой группе людей и терплю эту форму гнусности общения, я ее легализую, одобряю, как минимум принимаю как что-то нормальное. Ибо единственная форма освободиться от этого уголовного давления на мой слух, - выйти из зала. Режиссер, вводящий в фильм обильный мат, тем самым говорит: сквернословие есть естественная среда той души, которую я показываю. Но тогда он, по крайней мере, должен показать, что эта душа ненавидит материнство, детей, Бога, что эта душа принадлежит импотенту физическому, нравственному и духовному. Тогда всё, весь сюжет должен идти через раскрытии самой сущности матерщины, она сама должна стать предметом "исследования", а не способом оплеухи зрителю, не "одним из средств" брутального давления на психику. Я не видел картину и не исключаю такой поистине крайний вариант.

            Меня не устает поражать недалекость нашей "элиты". Она с пафосом обличает равно "народ" и власть, заламывая руки вопрошает: как мы дошли до жизни такой, а сама только и делает, что развращает сам же этот "народ", одновременно потакая власти в ее весьма частом невежестве. Чем занимается (в массе) наше искусство? В лучшем случае производством эстетической красоты. Когда же пытается добраться до этики или до так называемой духовности, то к чему прибегает? К сквернословию, в том числе; к заигрыванию с уголовными и демонизированными ментальными архетипами. В матерщине выражено глубочайшее презрение к самому интимно-сакральному и заповедно-заветному: фаллосу и материнскому лону. Путь к циничным действиям известен: цинизация сознания. А последняя исходит из цинизации языка. Но не наоборот. ("В начале было Слово"). Вот почему благословления сквернословию ‒ глупость и весьма дорогостоящая для общества. Василий Васильевич Розанов, глубочайше исследовавший эту тему, решительно сформулировал: все потентные, чадолюбивые, жизнестойкие, любящие семью и род, реально религиозные этносы и народы всегда с глубочайшим уважением и даже с нежностью и умилением относились ко всему, связанному с органами размножения, и сквернословие здесь каралось как самый большой смертный грех. И напротив, первый признак слабо потентного человека (импотента) или нации (импотентного этноса) есть пристрастие в матерщине, прямо-таки прямое к ней влечение под разными предлогами. Запрет матерщины (а наши кинематографисты фактически ратуют за пропаганду сквернословия, за придание ему статуса "обыкновенности") во всех сферах жизни мог бы быть весомой частью властной политики на укрепление семьи, увеличения рождаемости и одухотворения всей атмосферы в обществе. Но кто сие понимает? Много ли у нас розановых? Тарковский все эти вещи прекрасно чувствовал не потому, что "был ханжой" (ханжой он не был точно), а потому. что был мудрым и чистым человеком. А вот эту истину о глубинной связи чистоты и мудрости, что они растут из одного корня,  мало кто постигает.

 

Категория: Ночные тетради | Добавил: Бальдер | Теги: Болдырев, Василий Розанов о матерщине, посторонние заметки о Левиафане, мудрость и чистота, Андрей Тарковский о постельных сцен, мат и импотенция
Просмотров: 379 | Загрузок: 9 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: