Одаренный эстетическим талантом ‒ не обязательно просветленный человек. Просветленный человек ‒ не обязательно наделен эстетическим талантом.  Однако решающим является все же качество человека, с которым мы общаемся, речи которого слушаем. Это качество объясняет смысл или бессмыслицу нашего общения, благодетельность его или вредоносность. Очарование ‒ вовсе не принадлежность мира ангелов. О чаре как силе темной достаточно написала Цветаева, сведя эту силу с махинациями бессовестности, с азартом игры, игры опасной ("на краю!"), когда нечто закипает в крови, и это нечто отнюдь не героическое, отнюдь не требующего реального прорыва сквозь свою слабость или косность, отнюдь - напротив; это нечто - бесовское как сама начинка нашего трясинно-гиблого, с картонными духовными мышцами цивилизационного эона.  Однако просветленный человек, тем не менее, обладает своей исключительной, благодетельной магией и чарой, но она не считывается людьми, не приуготовленными внутренне (не созревшими) к слышанию и чувствованию другого измерения кроме картонно-раскрашенного и фанерно-декорационного, того, где поселилась львиная доля искусства нашего эона.

*

Есть люди, которые чувствуют присутствие правителя этого мира, того, кто каждое мгновенье "творит мирозданье" и не упускает из поля внимания ни одно существо, даже из тех, которых мы считаем неживыми. Для него-то как раз всё живое и ответственное. Эти люди, и только они, способны быть этичными. Этика и есть взаимодействие внутри этого Присутствия, непреходящий диалог. Человек, присутствие живого Креатора не чувствующий, угнетенный чувством своей запертости в конечной вселенной, в мире сугубо вещном и тленном, будет подхлестываем лишь плеткой морали, что неизбежно будет его унижать и озлоблять, разлагать. До этики сегодня вырастают очень немногие. Так что полноценных в смысле экологическом, в смысле космосоцентричности, в смысле душевного совершеннолетия людей сегодня в западной Ойкумене немного. Фактически, явись реальный, с правом на общение с нами Ангел, ему бы не с кем было общаться. Потому-то его явления так и остаются точечными, но все более и более редкими.

            Это живое Присутствие существа, реализующего в мироздании благо, живое чувство этого благого Присутствия, чувство открытости душевного мира, не коллапсированности его в трехмерном континууме и есть реальная трансценденция, доступная немногим. Конечно, желательно, чтобы поэт (в любом жанре) обладал этим бесценным даром. Тогда мы можем воистину причащаться через искусство к этому диалогу миров, к этому очищающему благу любовного растворения. Когда же поэт или художник в этом смысле слеп и глух, когда он по душе всего лишь подросток, то ему ничего не остается как форсированно разгонять центрифугу эстетической игры, пытаясь "завести" публику, довести артистическую чару до предельного внешнего блеска и шарма, пускаясь в цирковые фокусы, совершенствуясь в трюках, в шумовых возбуждениях психик и в фейерверках на потеху толпы. И если мы внутренне ослаблены, то становимся на время таковыми человеками из толпы: зеваками и ушехлопателями.

            Так что сориентированность общества на восприятие лишь эстетического театра, эстетической поэзии, эстетической музыки и т.д. делает это общество (и его экспертов) слепоглухими к тому искусству, субъект которого не заперт в мире чувственно-тленном и потому постигает реальность и бытие не посредством придуманных декораций и мизансцен "красоты", а целостно-межмирно, так что в его реальном опыте чувственное и духовное восприятие неразрывны настолько, что прислонясь, скажем, к сосне и созерцая окружающий его пейзаж, он не "красотой" любуется, но пребывает, присутствует. (Таковое "невыразимое благо" обычному "эстетику" дается в жанре посиделок с пивом и с шашлыками, на худой конец с остроумными разговорами). Здесь задействуются целостные рецепторы, прорастает некий новый орган (точнее - просыпается очень древний наш орган), дающий прикосновение к "ядру" бытия. В эти минуты в человеке просыпается понимание всего. Разумеется, это за пределами современного эстетического или моралистического искусства.