Сидели в «Пенке» с К., человеком из Кемерово, странным образом посещающим иногда наш, за две тысячи верст, скорее экзистенциальный, чем интеллектуальный семинар. Когда-то я получил от него письмо по электронке с просьбой сообщить, нельзя ли где-то купить какую-нибудь мою другую книгу, поскольку у него только «Пушкин и джаз» - с давних пор. Потом, после покупки  «Леса Фонтенбло» он прислал как-то из своей горной Шории искренние и тонкие наблюдения по теме моей «Внутренней Руси». И однажды явился вживе: просто, словно зашел с соседней улицы. Собственно, я и пригласил его после семинара в кофейню с целью узнать тайну этих внезапных его появлений и исчезновений. От него, кстати, исходит некая умиротворенная сосредоточенность. Равно внешняя и внутренняя. Оказывается, он преподает йогу вкупе с началами медитации. Приезжает к нам в город по делам.

            Я пью чай, он – молочный коктейль. Спрашивает, отчего я так сильно анти-цветаевски настроен и на семинаре, и в книге; в конце концов она же поэт и имеет право на выкрутасы. Я: ее психический архетип сидит сегодня едва ли не в миллионах. Возьмем хотя бы эту ее знаменитую тезу: «с этой безмерностью в мире мер». Вроде бы красиво: кругом море мещан, цепляющихся за ничтожные свои ценности – служба, фикус и пр., а супротив – романтик, презирающий весь этот мир людишек,  «довольных малым», романтик, жаждущий великого. Но на самом деле ничего похожего на сию схему в ХХ веке уже не было. Мир буквально перевернулся. Двадцатый век как раз начал бурно пополняться новой разновидностью мещанства: теми, кто жаждал безмерности во всем. (Гордо реет буревестник и все эти маяки). Из ниоткуда хлынули люди, говорящие тому, что есть, - НЕТ!Грезы о мировой революции и захвате космоса. Гитлер и миллионы маленьких, а потом и крошечных гитлеров – вот реальность ХХ и далее нашего века. Ульянов, Нечаев, Савенков и пр. и пр. – преисполнены этой удушающих их изнутри максимы: «с этой безмерностью в мире мер!» Сегодня в той ловушке психика каждого школьника. Сегодня уже едва ли не миллиарды утратили чувство меры, которое и есть некий священный след; вульгарный титанизм душит людей изнутри: объять необъятное, всё потрогать, везде наследить, всё испачкать, везде побывать, влезть в каждого, дать влезть в себя всем! Разрушить все и всяческие барьеры. Прямо-таки жажда говорить НЕТ! Консерватизм разрушен в основе. Внедрена психическая вакханалия как норма. А ведь барьер есть священность границы, веха целомудрия-покоя-традиции.

            В Цветаевой эта внутренняя разнузданность под покровом жажды свободного пути доведена до предельных стадий обмана читателя.