Вчера Сережа Жатков прислал на мой суд свой новый опус: фотоальбом «Хазарский словарь», - конечно, навеянный Павичем. Первое впечатление очень хорошее. Стильно, тактично, унисонное соединение дневного и сновиденного. Иногда просто красиво. Тайна присутственна. Другими словами, с точки зрения эстетики это явная его удача.
И все же: как морочит Павич людям голову, втягивая в эту свою иллюзионную игру бесконечного тупика! Где реальность отсутствует, и всё движется потоком бесконечно усложняемых (зачастую методом симультанных матрешек) мыльных пузырей фантазии, сплетающихся в бесконечные гирлянды. Кто спорит, порой эти потоки красивы и изысканны, получаешь весьма необычное удовольствие, словно плывешь в облаке. Фантазия у него грандиозно отпущенная, богатейшая, не знающая пределов, играющая сама в себя до сладострастнейшего и тщеславнейшего самоупоения. Виртуальность в ее новейшем понимании предстает самозаконной и автономной реальностью, высасывающей соки из мира уже оформившегося во плоти и в духе, но в сущности ничего ей взамен не дающей кроме удовольствия праздного и вполне эстетского, то есть развлечения.
Павич, я уверен, получал грандиозное удовольствие от того, что дурачил читателя, забавлялся и развлекался, чувствуя, что тот вновь и вновь заглатывает наживку всерьез, хотя на крючке никогда не было и намека на реальную (связанную с работой души) наживку. Его бесконечная эксплуатация религиозных тем и сюжетов есть не что иное как балаган, хохот над читателем, наивно желающим все еще продолжать надеяться встретиться с (сакральной) реальностью. Реальности давно нет! – кричит дебилу-читателю Павич, но читатель не слышит, потому что ему страшно услышать это всерьез.
Вот маленький, весьма типичный пример павического хохочущего остроумия из «Хазарского словаря», где виртуальный план многослойно всё аннигилирует: «В одном хазарском монастыре много веков назад жил монах по имени Мокадаса аль-Сафер. Молитва его состояла в том, что за свою долгую жизнь в монастыре, где рядом с ним было около десяти тысяч девственниц, он оплодотворил всех этих монахинь. И стал отцом такого же количества детей. Ты знаешь, отчего он умер? Он проглотил пчелу. А ты знаешь, как он умер? Умер сразу десятью тысячами смертей, его смерть была помножена на десять тысяч. За каждого ребенка по одной. Его не пришлось даже хоронить. Эти смерти разнесли его тело на части, такие мелкие, что от него ничего не осталось, кроме этой притчи».
Разумеется, изящно и остроумно. Но плохо, потому что дает читателю иллюзионное самомнения. (Павич подмигивает читателю: мы с тобой – демиурги!) Плохо, потому что читатель сползает к внутреннему своему цинизму без берегов.
Павич – сплошь и только эстетика. Питающаяся со стола всей мировой культуры, включая все религиозные и сакральные символы. Впрочем, это свойственно большинству сегодняшних модных художников: тщеславное желание облапить и прихватизировать все культурные сегменты, «коснуться до всего слегка», сделать вид, что ты всезнающ, всеучен и т.п. Вся эта шитая белыми нитками игра в огромный словарь, в перечислительность, в демонстрацию универсализма, глобального мышления и прочий понт. Новая вариация возрожденческого комплекса. В свое время на эту удочку попалась такая громадная рыбина как Бродский. Впрочем, сейчас это общий стиль. Игра в фейерверки.
Вижу, получилось нечто вроде полемического письма Сергею. Впрочем, он разумеется видит Павича абсолютно по-другому. Что ж, Павичей множество, кто мог в этом сомневаться.
|