Но ведь был и Майлз Дэвис со своим пространством, где время тягуче, чувства сгущаются, и всё растворяется в какой-то дымке духовной импровизации. В этом есть мистика, и даже нео-суфийская медитативность. Был Хэмингуэй, был Фолкнер...
"Душа" никуда не делась — она просто спряталась. Есть и сейчас мастера, в чьих работах живёт глубина и трепет. Просто они часто не в мейнстриме, и их надо искать — как клад, как молитву.

Действительно, временами кажется, что всё и все уже "погребены под валом". Но всё-таки есть острова подлинности, в которых всё ещё звучит тишина бытия. Это может быть один фильм Белы Тарра. Один альбом Джона Кейджа. Один рассказ Маркеса. Один взгляд человека, сидящего у окна в дождливом Гельсингфорсе..

Я не о том. Да, есть Тарр, Кейдж, Хемингуэй..., да, это может быть красивым или любопытным, но не более того. Всё это такая мелочь, мелочность, пижонство и пустотность по сравнению с тем, о чем я говорю. В искусстве осталось только искусство, а начинка исчезла. Западное искусство, которым мы, конечно же, увлекались в юности до опупения и даже еще потом, много позднее, ибо слишком сильна была самореклама Запада, оказалось деятельностью растерянных пустотных людей, у которых не было той души, которая бы болела, а был лишь личный интерес, и в сущности они лишь подключались к этой машине по производству "оригинальных артефактов". Эта машина производства была на ходу и очень разогрета.
    Я искусству Тарра посвятил несколько больших занятий на моем семинаре, и что? Что это дало? Несколько изысканных ломаных поз: "да, такого мы еще не видели". И Кейджа слушали. Да, это забавно, любопытно, неплохая иллюстрация к тезисам дзэна. Но что в этом по сути? Пусто, ветерок прошелестел. Глубина не задета; чуть задет интеллект, любящий эстетизировать всё необычное, "новое".