Долгое время (годы) я сочувствовал моему товарищу по юности, историку и философу, которого одолели болезни (целых три) и вот он уже мог передвигаться только в пространстве своей большой квартиры, ноги всё меньше и меньше его слушались, силы уходили, одиночество ему скрашивала только нанятая им соседка, покупавшая продукты, оплачивавшая счета и делавшая уборку. Иногда его посещая или разговаривая с ним по телефону, я неизменно изумлялся просветленному его настроению; о возможности смерти (сердце могло и может остановиться в любой момент) он говорил спокойно и почти шутя, голос всегда оставался юношески свеж. Второе, что меня изумляло, был решительный отказ от телевизора, мобильника, смартфона, ноутбука и интернета, сообщение с миром ему давал лишь домашний телефон. Библиотеку ему, в прошлом невероятному книгочею и эрудиту, человеку буквально одолеваемому информационным любопытством (особенно его интересовали люди, их характеры, привычки и судьбы), составляла большого формата Библия и более ничего. Меряя его новую жизнь мерками его прежнего модуса вивенди, где он был романтическим героем, страстным общественником, бравым диссидентом, журналистом и ловеласом, я предполагал в нем душевную трагедию: впадение в мрак скуки и отчаяния, сползания в абсолютную деградацию финала. Однако ничего похожего очевидно не было.

       И вдруг однажды меня осенило. Ведь его посетил Господь, внезапно и решительно обузив его материальный субстрат, и мой друг юности, которого я считал существом легкомысленным, почти гениальным гедонистом, понял это, понял этот дар, это новое благо, данное ему в возрождение души. И вот все горы внимания, прежде уходившие во внешнее и там распылявшиеся, отныне шли на внутреннее, на вселенную сокровенного топоса, и эта вселенная ожила, превращаясь в огромный цветущий континент. Как же не возрадоваться такому чудесному превращению. Вот почему я видел и слышал неотмирно счастливого (отнюдь не ханжески) и просветленного человека.

       Моего друга Господь обузил ему во благо, это была то ли награда, то ли дар, которым он воспользовался с полным разумением и благодарностью. Провидение спасло его от жизни в сущности пустой и поверхностной. Конечно, ему и раньше приходили мысли о необходимости изменить всю структуру своих дней и отношения к тайне в себе, о подошедшем сроке уйти с поверхности в глубь, в сокровенное, но как это всегда бывает, дело откладывалось, ибо слишком сильна была инерция цветущей красочной ярмарки. Поездки, путешествия, издательства, друзья, море всё новой и новой информации... И вдруг Господь сотворяет чудо: монаха-в-миру. И какого? Не ведающего о том, т.е. без намека на горделивые мысли. Вот и реши, где зло, а где добро, что счастье, а что волынка и волокита.