О. (Александр) Шмеман хорошо заметил о сущности русской поэзии: "Духовной жаждою томим..." Когда-то давно я написал, что Мандельштам это Пушкин новой эпохи. Я ошибался: Мандельштам был томим душевной жаждою, притом что душа у него была еврейскою. (Осип Эмильевич был эстет, бабник и гордец своим гением, за что, за сумму этой "гремучей смеси", и был изгнан Волошиным из Киммерии). Какою жаждою был томим Бродский? Вероятно, эстетской. В чем он не раз признавался.
Только духовная жажда преодолевает национальные терзания и соблазны. Нет, не эстетическая жажда. Как таковой её нет: здесь нет жажды. Эстетика как раз сугубо национальна, недаром главный эстетик советской эпохи Моисей Каган писал: "Национальные по форме и социалистические по содержанию".
Так что внешняя форма может быть и не (картинно) русской, но если есть духовная жажда... Странно вот что: Шмеман вырос во Франции, прекрасно знал французскую и английскую поэзию. И однако специфичность русской поэзии нашел именно в: "духовной жаждою томим". То есть он взял некий европейский ареал. Поэзия Востока вне поля зрения.
|