Если Розанов и изменял жене, то не были ли это измены на уровне "религиозной чувственности", когда он ощущал мощную тягу "ноуменального" сродства? Недаром же он так никогда и не смог объяснить даже ближайшим к нему по духу людям (тому же Флоренскому или Голлербаху), в чем существо этих его "измен", но всегда клялся, что это "необъяснимо" и "невыразимо", что там никогда не было ничего собственно сексуального.
Измена есть вещь обоюдоострая.
|