Сейчас принят уклончивый стиль. Вероятно, это дань постмодерну, т.е. ирония по отношению к любому "прямому" и ясному, односмысленному стилю. Галковский (Дмитрий) тоже его применяет в полную силу, давая понять (нам и себе), что, собственно говоря, "мысли" идут пучком, в странном генезисе, по существу неохватном, и сам "мыслитель" колеблем на их острие, не зная, какой из множества субъектов мысли и чувства есть его подлинное "я". Хотя основа его исследовательского пафоса (тайна русской национальности=бесконечный тупик) – Розанов – пользовался стилем хотя и полифоническим, но отнюдь не напускающим темнот, отнюдь не играющим в "художественность". Стиль Розанова – не юркий, но прозрачно-ясный в своей объемнейшей полифоничности. Однако Одинокова (альтер эго Д.Г.) судьба забросила в эпоху "бесконечной" информативности (постмодернистское всезнайство как стиль жизни миллионов) и оттого одновременность множества допущений, предположений и гипотез: всякая информация может быть и правдивой, и ложной в сей миг и завтра: доподлинно нам известны только переживания нашей кожи и нервов, глаз и ушей, ощущений и болей, блаженств.

       И все-таки Одиноков осуществляет умственное движение в "бесконечном тупике" со страстью, стремясь быть предельно диалектичным в духе постДостоевского. "Что я здесь делаю, в этом бесконечном тупике?" «Это всё фантастика. Тут важно передать зыбкость почвы, оборачиваемость языка. Это главное ощущение. А сами факты и их плоскостная интерпретация – лишь орудие взлома. "Нация – рок его". И сам автор русский. И вот он со своим кривым сознанием лезет в кривь русской истории...» Галковский ощущает юродивость чуть ли не как русскую суть.       У него и Чехов – юродивый.