Вообще говоря, встает страшный вопрос: а не "высшая ли культура" творит страшные войны и революции? Не умнейшие ли, не гениальнейшие ли люди, не пассионарнейшие ли виноваты в страшной судьбе русского народа? За столь смелый взгляд – Одинокому презент. Высшая знать, почти вся аристократия 19 века, пишет Галковский, работала на социалистический идеал, на разрушение монархии, более того – сама монархия, её верхушка трудилась в суицидальном режиме. Но ведь и литература во многом трудилась в том же направлении, причем сами авторы порой не отдавали себе в том отчета.«Ну а если бы Достоевского, так поумневшего, так просветленного после каторги, тогда, в 1849 году, расстреляли, довели бы церемонию казни до конца? И "Бесов" бы никто не написал. Не было бы "Бесов".Но и "бесов" тоже бы не было (и Крымскую войну, может, выиграли бы). Вот соединение какое "революции" и "свободолюбивой культуры"...»

       Да и с чего мы взяли, что искусство, поэзия и романистика – отражают? Да нет же, если и отражают, то сознание художника, творящиеся в нем "замыслы", идеи, семена, которые "жаждется посеять". Достоевский воплотил кипевшие в нем и самопорождавшиеся образы, мысли, проекты. На которых затем "учились" юноши. "Бесы", бывшие в России в виде декабристов и "воспитанников" Чаадаева, вышли затем из множества улей, в том числе Чернышевского и Достоевского в абсолютно новом и изощренном обличье.

       А что не так в этой гипотезе? Разве не Пикассо, Клее, Миро и Дали научили нас видеть мир в разорванном и разобранном виде? Разве не Маяковский научил нас естественности хамства? Разве не признавался Ульянов, что без "Что делать" его бы не было ("всего перепахал")? Собственно, и псевдоним он взял вослед за псевдонимом Черн.: Волгин.

       Да и вспомним свои юные годы, годы молодости – кто нас формировал: "жизнь" или "литература"? Жизненные или литературные типы?

       Во всяком случае Галковский приводит ошеломляющее число фактов, свидетельствующих о нелюбви образованного российского класса к своему русскому дому и о прямом его предательстве (формы коего были многолики) еще даже в глубоких недрах 19 века. Инородцами, притом откровенно русофобского склада и корневища, предателями и покровителями терроризма были прошиты ответственнейшие государственные структуры.

       Розанов в 1912 году, приведя цепь фактов, заключает: «Да, русская печать и общество, не стой у них поперек горла "правительство", разорвали бы на клоки Россию и роздали бы эти клоки соседям даже и не за деньги, а просто за "рюмочку" похвалы...» Такого же мнения был и Павел Флоренский, тоже человек не со слабым зрением и интуицией.

       Один из выводов исследования Галковского: судьба России парадоксальна и суицидальна не в каком-то моменте, а в ее целостном психосоматическом организме, в самом зерне её сплошной уникальности, не вписываемости ни в одно из предлагавшихся ей "историей" клише и ни в одно из предлагаемых ей "времен".