В провинциальном пейзаже я вижу еще иногда (всё реже и реже) разбросанные бревна, гору опилок, покосившуюся стену сарая, брошенную фуру и бочку и многое-многое иное из реалий жизни конкретных людей. Всё это далеко от идеалов глянцевой эстетики, но именно это и прекрасно, ибо дышит правдой. Помню, как мы с Яном Крыжевским во времена его юности бродили по богатейшим весенним оврагам Уфы. Чего там только ни было! А сейчас там асфальтовые дорожки, всё вычищено, глянец. Пусто и мертво.

       Потом Ян переехал в Вологду, где тоже здорово писал, однако... Потом переехал в Питер, где связь его кисти с натурой поддавливала гоголевская химера "невского проспекта". Потом, поддавшись "духу времени", переселился в Нью-Йорк, на улицах которого его и нашли однажды (спустя 20 с гаком лет) нищим и больным. Кто-то прознал, сообщили в Москву, нашлись спонсоры, перевели деньги, и Ян вернулся в Уфу. Была устроена его выставка американских работ (из тех холстов, что он привез с собой); как я страдал, глядя на бессильные почти умственные фантазии. Хотя и понимал, что лучшее, что он там сделал, скорее всего там и осталось. Ведь сам по себе его вердикт: "в Америке я имел почти нулевой успех", - мало что значит. Успех - неуспех: разве в этом дело? Дело в могучих весенних оврагах. Нашел ли он их там? И вообще - что он искал так далеко?