Пылинки в воздухе - 3
В конце каждого Дня творения Б-г говорил "бара", то есть: "правдиво, хорошо!", а вовсе не "лепота!" как считают некоторые.
Выражение "гниющий Запад" изобрел и впервые употребил публично Михаил Погодин в 1843 году, имея в виду симптоматику революций в Европе, как раз свидетельствующую о процессах гниения с выходом всякого рода зловония, скопившегося внутри, в противовес православной матушке-России с ее "всенародным смиренномудрием".
Погодин прав: Запад непрерывно нападал, хапал, убивал, что и есть "гниение", что и есть зловонная пища для человеческих гиен. Одна из самых зловонных наций, штаты, этот экстракт вульгарности, и существуют исключительно в атмосфере "выпускания гноя и отравленного воздуха", для чего перманентно ведет войны по всему Шару.
"Смиренномудрие", которым Погодин определил Россию, в условиях двадцатого века можно назвать и простофильством, но в любом случае это не гниение. Кстати, шикарная эстетика, "эстетика без берегов" – один из фатальных признаков глубоко запущенного гниения.
Розанов несколько раз в своих книгах называет еврейский народ "самым религиозным в истории". Но это неверно. Странно для такого специалиста, каким был Розанов, столь глубоко постигший существо древнего Египта. Другой из бесспорнейше самых религиозных народов на Земле – индийский. А древность его корней превосходит всякое воображение. А что касается религиозности евреев, то ведь суть библейской истории как раз в том, что потратив бездну энергии и терпения в попытке превратить быдловатое стадо в "народ священников", еврейский Бог в конце концов отступился и во гневе своем проклял сие племя, рассев его по земле. Мне непонятно, почему этот сюжет никогда нигде не показывают, ни в кино, ни в романистике. А ведь он поистине захватывающий. Ведь и сегодня мы переживаем нечто похожее, только в масштабах почти всего человечества.
Сытость отвратительна. Все суждения и оценки сытого существа ложны. Уж не говорю о том, сколь неприятен сытый человек эстетически и физиологически.
Ars est celare artem. Какая чудная мысль: истинное искусство состоит в том, чтобы сделать его незаметным. (Сколь лаконична латынь!) Искусство не должно быть выпяченным в качестве искусства! На истинное искусство не хочется восклицать: как это здорово сделано!
Выступает достойнейшая дама, одухотворенная, доктор наук, патриот в лучших традициях, но с какими наивными ламентациями: да, мы за модернизацию экономики, за развитие науки, за то, чтобы наши женщины водили машины, играли в футбол, странствовали по миру и т.д., но чтобы сохранялись традиционные нравственные ценности. Но это же утопия, благие сотрясания воздуха! Служить сатане, но и от Бога не отречься?!
Блеф входит в саму структуру, в сам "клеточный состав" и фермент нынешней образованности.
Достоевский сразу после женитьбы на Анне Григорьевне Сниткиной уехал с ней за границу, где они прожили четыре года, сделавшие нашего гения окончательным приверженцем русской сути и русского почвенного пути. А ведь как его возлюбили на Западе! Даже бессчетные его интерпретаторы, большей часть евреи по крови, простили и прощают ему его антисемитизм, выражая свои эмоции порой сентиментальным заламыванием рук: "Ну как вы могли, Федор Михайлович, ведь мы вас так любим!?" (Леонид Цыпкин, автор романа о Ф.М., патологоанатом). Или: "А как же одна-единственная слезинка ребенка?.." Но беда в том, что всем этим "ведам" понимать Достоевского было не по росту. К тому же они еще и почти всегда лукавили. Но главное – не по росту был им Достоевский; он их интриговал, но существо его вопрошаний от них ускользало, ибо оно было "не от мира сего". А они были всецело от мира сего. И даже мало-мальский диалог у Цыпкина с Ф.М. не мог получиться.
Получил милое письмо из питерской Национальной библиотеки, и вдруг задели, почти резанули слова об "электронном каталоге". Какая утрата каталогов! Пару лет назад зашел в наше московское хранилище иностранных книг: пусто, нище, бессмысленно. Каталогов нет, книг нет. Ничего найти не могут. Мало что оцифровано. А когда-то я там проводил чудные часы, в чудесной атмосфере и с какой пользой.
Электронные, книги, электронные деньги, электронные паспорта, переписка, иллюзионное искусство. Фантомный мир, где человек неизбежно стал фантомным. И ведь никто не загонял, велиар открыл пасть и все (почти все) с радостью туда ринулись. Глупость современного человечка поразительна. Ну пусть бы он был порочен, низмен, жаден, бесхарактерен, но ведь он поразительно глуп. А чего мы хотим, если он позволял и позволяет промывать себе мозги 24 часа в сутки, да он даже гордится количеством этих промывок, дипломы показывает.
Антропологический переход, трансмутация, вероятно, уже состоялась. Когда я внимательно слушаю рассказы учителей, то вижу этот переход словно воочию. Казалось бы учителя из-за непрерывности своих наблюдений не должны были бы замечать вопиющих перемен. Однако наиболее умные из них именно таки поражены более чем странными изменениями в психике и моторике детей. Разрыв, отрыв.
Вдруг вспомнились годы и десятилетия юности, переходящей в молодость, юности с её постоянной неудержимой устремленностью. И внезапно подумалось: но что же мы искали? Что искали, втискиваясь в переполненные органные храмики Вильнюса и огромные соборы Риги, внедряясь в монастырские общины и принимая на время их уставы, упиваясь живописью Клее, Климта, воспаряя в Корбюзье и Мессиана, входя во все новые и новые пространства поэзии и архитектуры? Что нам мерещилось за всем этим? Разве там было то, что мы искали?
Разве мы не обнаружили, что всё искусство пусто? Что это кокон, из которого бабочка заранее выпорхнула.
А ведь мы искали волшебную бабочку, которая составляет суть и центр мира. Но ведь где-то же она порхает, нетленно-благоуханная, предельно Ничья и предельно твоя.
Розанов сказал бы, что мы искали coitu-альную священную точку мира, равно и тот "пуп", где была перерезана наша пуповина, когда мы еще питались соками "мира иного".
Отказавшись от эпистолярного жанра (и с какой радостью перейдя на электронику!), человечество потеряло существенную часть своей души. (Нельзя же считать эл. записки, которые может прочесть любой посторонний лох, письмами: письмо интимно и уникально). Или наоборот: утрата части души сделала неизбежным отказ от эпистол.
Когда человек позволил себе бесстыдство называния всего и вся, он стал стремительно разлагаться во всех направлениях и слоях своей изначальной природы. И по мере усиления сладострастия этого называния и дифференциации этих называний он стал вменять себе этот процесс в великую заслугу, возвещая всем и вся, что этот дар называния превращает всё, что существует в мироздании, в его слуг, поданных и пленников, лишенных языка. Что было и ложью и клеветой, ибо сладострастье речи лишило человека способности понимать не только язык вещей, но и всего сущего. Соблазн легкого и "интеллигентного" господства над миром превратил человека в орка, воображающего себя правителем и благодетелем. Всё и вся человек стал превращать в абстракцию, в цепочки игровых сетей и плёнок, опутывающих его собственное сознание, но никак не Вселенную. Вселенная отторгла человека с его лживо-мессианскими замашками.
Надменность и абстракция стали править человеком. Тщеславие воображения при полной атрофии способностей восприятия завладело им вплоть до клеточного уровня.
И первая задача сегодня – успокоить клетки мозга. В этом суть древнейшего из всех завета: кротости и смирения. Лишь божественный покой даст коснуться эманаций божественного, льющихся на нас, но нас не достигающих.
|