Пылинки в воздухе - 4

Невыраженная мысль лучше выраженной; невыраженное чувство сильнее выраженного. "В настоящей любви нет ни слов, ни поцелуев", - Ан. Тарк. Вот почему гениальный Розанов мечтал написать свою главную книгу – о "потенциальности". Вот почему в жизни по-настоящему поэтичной почти нет внешних событий. И вот почему о жизни мудреца  невозможно написать "биографию". Цивилизация, делающая ставку на выраженность и на яркие формы, заканчивает петлёй. Желание производить впечатление ведет к сбою дао-ритмов и к войне, как внутренней, так и внешней: одинаково нескончаемой.

       Выдающиеся цивилизации, как и просветленные люди, не оставляют следов. Их пути не обременены ни тщеславием, ни жадностью.

Мы не знаем, что из чего происходит. Нам хочется думать, что всё имеет причину и следствие. Но всё ли? А быть может нечто и даже многое возникает спонтанно, "просто так", то есть вследствие причин, о которых нам не дано узнать?

       Быть может сфера тайны гораздо шире, чем мы думаем? Разве есть причина у мира, по крайней мере такая, которую мы могли бы понять?

       Если мы откажемся от языка, и мир "обезумеет", будет ли это означать, что мы хуже справимся с задачами жизни? Разве не возможно сообщество, где отказ от словесного языка будет означать открытие иного, более тонкого и ёмкого языка, который пока что отторгается и отпинывается нами? Не-языка, подобного не-деянию.

"Культура, построенная на слове и речи, это бесконечный океан липкой лжи", – сказал он. "А на чем же она может быть построена?" – спросил я. "На это я отвечу тебе в следующий раз", – ответил он.

Был в советскую эпоху в стране такой главный эстетик Моисей Каган (питерский университет), в обличии всех высоких званий. (Я ведь аспирантуру кончал по эстетике). В нашем уральском университете эстетикой заведовал Лев Наумович Коган. Но ведь вся главная, верховная красота большевистской Совдепии заключалась в бараках, фуфайках и в кровищах.  Осознавали ли они, что морочат нам головы пустословием и наглой ложью о красоте и ее сущности? Во всяком случае, Л.К. бурно клялся нам в перерыве между лекциями, что ни на йоту не догадывался о сталинских репрессиях. А мы думали: такой красивый и такой глупый. Но он-то ведь не был глупым. Глупыми были мы.

       Никакой идеологической подкладки в моих заметках нет: я не обобщаю, я не фил- и не фоб-, я не сим- и не анти-, я пишу только о лично пережитом, о совершенно конкретном, фактичном. Ошибаться могут только мои восприятия.

"Он любил прорываться сквозь границу своей уединенности посредством восторга... В этом заключалась тайна его прославленной любезности: в культуре "куртуазности" он видел, подобно Ортеге-и-Гассет, лучшие человеческие инстинкты в их тайном внутри-общественном присутствии..." – Лотта Тронье-Фундер.

У Вл. Мартынова есть любопытная ремарка в отношении моей любимой категории потаённости. Он пишет, что в ней всегда есть (скрывается) "возможность некой метаперемены, изменяющей всё существующее без остатка до полной неузнаваемости". Эка он хватил: если, допустим, я абсолютно ничего наутро не узнаю, то как я смогу сориентироваться и вообще не сойти с ума? То есть здесь конечно метафора. "В этой полной неузнаваемости, быть может, и заключается то спасительное, которое вырастет из опасности тотальной закрытости окружающей нас данности". Сущность сущего от нас закрылась, боги стихий нас уже не питают. Мы имеем дело лишь с муляжами стихий, с их "цифровыми" и рекламными подделками. И вот метаперемена может нас встряхнуть. Но это опять же апелляция к внешнему воздействию. Встряхнуть тебя может лишь нечто изнутри тебя самого.

       У Кришнамурти есть гениальное сообщение: "Свобода от известного есть смерть. И только тогда мы живем". Метаперемена абсолютно лишила бы нас известного, всё предстало бы неизвестным. Этот шок был бы смертью всего, что мы знаем и к чему мы привыкли; выжили бы после этого шока немногие, но и они бы оставались "сумасшедшими". Однако это новое состояние было бы потому и смертельно опасным, что оно обнажило бы саму сущность жизни, жизнь предстала бы настолько обжигающе яростной и опасной и эстетически почти бесконечно прекрасной, что выжить, опять же, и наслаждаться жизнесмертью смогла бы лишь горстка. Горстка "Заратустр".

Дело еще и в том, что духовный мир человека, идущий из его семени, настолько сложен, тонок и хрупок, что по большому счету наша задача не разрушить эту первичную удивительную, почти невероятную гармонию, ибо после разрушения восстановление невозможно. В эту ловушку "негативной свободы" или попросту нигилизма попадают даже не просто массы людей, но вся наша большая эпоха попала туда. Как отмечалось ранее не мной, в эту ловушку попали даже столь яркие персонажи как Гамлет и Фауст. И т.д., и т.д. без счета. Но суть-то в том, что "нигилизм" Кришнамурти совсем иного толка, истока и транскрипта.

Иной раз бывает очень важно почти осязательно-обонятельно понимать, кто создал тебя – предметно-косная природа или Дух Божий (как полагал Иов). Духу Божьему легко нас уничтожить без всяких армагеддонов: «Если бы Бог обратил сердце Своё к Себе и взял к себе дух и дыхание (т.е. своё): вдруг погибла бы всякая плоть (в природе) и человек возвратился бы в прах». (Иов, гл.34, ст.14-15). Иными словами, дух Божий еще не покинул нас совсем. Не нужны сценарии космических крушений: если Господь захочет нас уничтожить: он просто нас "на минутку" забудет.