Меня интересует психологический контекст нашего контакта с Воландом. Отчего к нему такая прямо-таки эмоциональная симпатия, сочувствие и приязнь у наблюдателей и интерпретаторов? Да что там – прямо-таки симфоническая любовь: "идеальная женщина" Булгакова ползет к нему на коленях с волнительной дрожью в творческих членах, а за нею сам маэстро, жаловавшийся ему на своё социальное рабство, а здесь добровольно ставший рабом. Но разве мы сейчас не в окружении и не во власти воландов и не "целуем им руки!? Взять для наглядности Грефа, ведь даже в мелочах: немец, католик. Говорят уже вслух с почтением: "империя Грефа" – универсальность овладения волей и "хотениями" людишек. Которые как барашки: их пристёгивают и гонят, а они не понимают, только радостно блеют.  В общежитие челябинского государственного университета пройти можно только по отпечатку мизинца. Как вам? И ни единого протеста. В автобусе Рыбинск - Ярославль на промежуточной остановке Тутаев водитель отказался взять у меня бумажные деньги, потребовав карту, которой у меня с собой не было.  Да с каким это было высокомерно-холопским хамством. Но ведь и вся "холопская Русь" умиленно приняла ловушку отказа от последних элементов свободы частного лица, приняла тот полный над собою контроль (пока с помощью аппаратов слежения и кассовых аппаратиков, куда вносится вся без исключения о тебе информация: что купил, куда съездил, с кем поговорил). Но разве это не то же самое сатаническое "всеведение" Воланда? Разве за этим не бездна конкретно к тебе презрения, разве не полнота здесь манипуляции, не полнота контроля и сатанического хохота? Здесь море удовольствия безмерностью власти – с той стороны. Да, конечно, Достоевский об этом писал: о бесплатных кормушках, о том, что человек непременно соблазнится до свинских удобств и удовольствий, добровольно откажется от одного, второго, третьего ради комфортного свинарника. Особенно, если ему будут непрерывно петь в уши, что он царь природы и на пути к окончательному прогрессу.

       Или вот еще такой момент из книги-фильма. "Идеальная женщина", "мечта поэта", муза и "верная подруга" принимает поцелуи жителей ада, а затем, когда у неё на глазах отсекают голову обычному человеку и наполняют его кровью чашу, пьет вослед за Сатаной эту пенящуюся теплую человеческую кровь... Происходит ли что-то в зрительном зале или в отдельном смотрящем? Ничего не происходит. Отупение, смешок, почтительность. Но разве же мы видим игру, шутку? Но тогда и Иисус – шутка. Тогда и всё искусство – шутка.

       Чуть повысим горизонт зрения:  разве сатана Воланд, иностранец, потешавшийся над русскими людьми, – не тот, кто превратил пространство нашей страны в лагерь, наполненный страхом? И разве не именно он потешается сквозь века "над людишками" (над сплошь "акакиями акакиевичами"), приближая к себе "талантливых художников"?

       Роман, а за ним и фильмы, поющие осанну люциферу, воюющему с естеством Бога, уничтожающему прямо у нас на глазах всё естественное и насаждающему (под наши аплодисменты) все искусственное – это что? художественная шутка? Допустим, Булгаков не понимал масштабов цинизма и сути трансформаций "мастера силы", с которого "писал маслом" своего мэссира. Но мы-то уж могли бы понимать, что к чему и зачем.

       Чем больше, крупнее художественный талант, тем страшнее последствия его надругательства над Дхармой.

       Последняя стадия умирания искусства – когда никакие кощунства и никакие романтические "аве мария" никем не воспринимаются всерьез. Все глумливо пируют, швыряя друг в друга бисквитами из романов, стихов и фильмов.

       Наша реакция на духовно погибельные ошибки "мастеров искусства" выказывает в нас беспомощную бессмысленность: смотрим и моргаем, моргаем и смотрим. Что в нас при этом происходит? А ничего. Мы ныне люди гастрономические.

       Бедный Гоголь. Назвал вполне порядочных людей, таких вот как мы с вами, мертвыми душами, а потом каялся и каялся в загробном мире. А Воланд и Коровьев, оказывается, даже и не мертвые души, а душки, забавные милашки, рождественские деды морозы с коробом подарков для талантливых и распутных. Атеист Булгаков, танцующий с Еленой Шиловской-Нюренберг-Неёловой, на бале сатаны. Как мило.

       Рискуя показаться бестактным, напомню, что истинное художественное произведение есть детище истинного человека; не иначе. "Но что есть истина?" – вопрос Пилата Христу. Тот же вопрос задавали ученики и Будде.