<Констанцию> в его комментарии к "Одновременно"

Вы затронули очень важную и "сакраментальную" тему. Прежде она именовалась "двойное сознание советской интеллигенции". Двойным оно было уже потому, что эта интеллигенция была почти сплошь еврейско-большевистской либо же находилась под этим доминирующим влиянием. Соответственно, ничего общего с "русской интеллигенцией" как она понималась в традициях розановско-чеховских у нее не было. Вы назвали троицу. Галич еврей, Высоцкий наполовину, Окуджава армяно-грузин по крови. Тут уж априори двойное сознание. Далее: более. Галич (для меня) чистая спекуляция на идеологии. Сложнее две другие истории. Но они тоже плод определенного типа бравады, хотя и художественного свойства. В одном случае эта бравада имитационно-сказовая, сказительство от лица маргинально-уголовного персонажа. В другом имитируется интонация "идеального русского интеллигента", что становится формой некоего сентиментализма с ноткой нарциссической. И там, и там – игра, театр. Подражание шансону французов? "Но с русской душой".

       Не буду педалировать на том, что все трое – барчуки, выросшие в холе, среди большевистской элиты. «Как я помню, у меня образцом молодого человека был московско-арбатский жулик, блатной. Сапоги в гармошку, тельняшка, пиджачок, фуражечка, челочка и фикса золотая», – Окуджава в беседе с Юрием Ростом, "Общая газета", 1999). Любопытная общность: уже юношами и тот и другой игрались пистолетами-револьверами отцов. Родители Булата Шавловича – особая жутковатая история "пламенных большевиков". Да и сам он, говорят, приветствовал расстрел Белого дома в 1993 году. Не знаю, не проверял. Но едва ли он был похож на Чехова. Зато грандиозного памятника на Арбате удостоился, чего не скажешь об Антоне Павловиче. Я что-то вообще не помню памятников Чехову.

       А впрочем, представим Чехова или Бунина или Рахманинова слушающими песни Окуджавы и Высоцкого... Но почему же они нам нравились? Не потому ли, что мы уже не были русскими? Мы слушаем, стоя или сидя в толпе. Мы люди "нового типа общности".

       И притом ведь это не социологизм мой, а, если хотите, экзистенциальный анализ. Почему же многим слушателям почти одновременно и нравились и не нравились (мы смущенно не понимали, что же именно в них нас настораживает) художественные образы Окуджавы и Высоцкого? Потому что у нас у самих было двойное сознание. В этом трагедия наших отчасти симуляционных сознаний, мировоззрений и самих рецепторов восприятия. В нас может говорить и наша глубинная подлинность, и наша уже совращенность. Совращенность куда? В "дух времени", в свальный коллективный грех. Но подлинность восприятия живет во вневременном.

       Я хочу сказать, что песен самой русской интеллигенции в минувшие сто лет и не могло быть пропето. Поскольку последние сто лет её не существует. Русская интеллигенция закончилась в 1921 году, когда убили Гумилева и умер Блок, а в 22 году был сбагрен "философский пароход". Свердлов дал команду на уничтожение русского казачества, Троцкий кричал о задаче срубить под корень русскую интеллигенцию до последнего индивида как о главной задаче и цели. Что и было сделано. (Как видите, я называю только факты, никаких комментариев). Так что ни о какой "соревновательности" русской и еврейской интеллигенции в советский период (о чем мне пытались вешать лапшу на уши когда-то мой приятель-еврей, а потом мой ученик: мол, еврейская интеллигенция победила, ибо евреи самая умная и одаренная нация в мире) не могло быть и речи. Сам тип русской ментальности, в чем бы он ни выражался, был под фактическим запретом. Была выработана некая новая спекшаяся ментальность, где русскость допускалась к существованию лишь в опозоренно-маргинальном виде, русский мог существовать лишь в виде уголовника-блатаря или пьянчужки или дурачка ("помню Клавка была и подруга при ей..."), одним словом в виде "быдла", над которым можно вполне безопасно поиздеваться. (Когда же Высоцкий переходил на исповедальный тон, то перед слушателем вырастала грандиозная фигура рыцаря без страха и упрека, носителя высших ценностей, несчастного страдальца). Думаю, отчасти в этом беспримерный успех и Венички Ерофеева; этот успех был "разрешен": погоготать над русским алкоголиком ах как хорошо.   

       Добавьте сюда абсолютных кумиров тех десятилетий – Пастернака, Мандельштама и Бродского – и портрет "русской интеллигенции" будет завершен. А у кого из этой троицы не было двойного сознания?