Мне мой приятель как-то сказал: "Вы русские бездарный народ, лишены вкуса к философии. Кто у вас были философы сто лет, если не считать Лосева? Пятигорский, Мамардашвили, Налимов... Ни одного русского. Да и мышление у этих было не русским. Появился было одухотворенный культуролог Аверинцев, да и тот растаял об пары комплиментов Папы римского и перешел в католицизм, а потом слинял в Вену..."

       А я вспомнил, как тщательно сжигал мой отец всякую написанную от руки бумажку. Письма от друзей и родственников он перечитывал и сжигал. Помню, как отговаривал я его от сожжения его московских лекций, я любил эти толстые тетради в тугих полутвердых, похожих на кожу обложках, где тексты преподавателей перемежались комментариями отца... А отец, бросая вырванные куски в печь, говорил: - Сынок, от греха подальше; скольких людей и семей погубили бумаги.

       Само пребывание в атмосфере ненавязчивой дружбы отца с его сверстниками в нашем посёлочке на окраине северного городка, дружбы с очень маленьким количеством философствующих слов дало мне много больше, чем всё внимательное позднейшее чтение Мамардашвили, Пятигорского и Аверинцева. Отец и его друзья хранили ту самую одинокость, о которой размышляет уже две с половиной тысячи лет Ваджра-сутра.