Поэты живут недолго. Они наталкиваются на что-то. И это что-то – разочарование в женщине, в женщинах. Кажется, какая чепуха, мелочь, но эта "мелочь" фундаментальна, что между прочим доказал Розанов; доказал двояко: своей жизнью, признавшись, что погибал (и удушала его, вполне сознательно, Аполлинария Суслова, чуть не погубившая Достоевского) , но был спасен чистейшей Варварой (как оказалось впоследствии, зараженной покойным мужем сифилисом: страшная тайна розановского брака). Он это вполне понимал, показав в книге "Лев и Овен" (вышедшей только лишь в наше время под названием "Тайна"), что соитие и есть эпицентр сакрального, эпицентр божественного в нас присутствия.
Байронизм Лермонтова упирался именно в эту стену. И сам Байрон, очевидно более благородное существо, признавался в конце жизни, что именно это разочарование было фундаментальным для его психики. В поэме "Демон" Лермонтов показал (признался), что излечить от демонизма мужчину может только любовь целомудренной женщины. Того же мнения был и Байрон.
Конечно, разочарование в женщине как таковой, как в "космическом существе" – нечто посильнее, чем разочарование в правительствах, в "толпе", в торгашестве эпохи и даже в религиозных сектах. Недаром Киркегор писал, что мужчины спасаются двумя способами: либо женщиной, либо непосредственно Божьей волей (один на тысячу спасенных). Сам он погиб через женщину.
Мы можем легко вспомнить множество имен (в одной только литературе) спасенных и погибших через женщину: начиная от Пушкина и А.К.Толстого и заканчивая Достоевским, Толстым, Блоком, Волошиным, Маяковским, Пришвиным, Рубцовым... И это только первый ряд.
В современном мире, где целомудрие есть миф, возможности спасения тоже всё более становятся пустыми надеждами.
Соитие – эпицентр присутствия в нас Бога. Для части человечества несомненно так. У духовно живого человека соитие – одна из точек его возвышенности, у человека духовно мертвого соитие становится пустой склокой тела, а много чаще обыкновенным самоудушением. Иное дело отказ от соития (Лосев против Розанова). Но этот отказ идет из того же истока, что приятие, ибо много легче отказаться, не уронив себя, нежели удержать этот громадный вес.
|