Перечитываю «Смерть героя» Олдингтона, кое-что, кусочками, много читать невыносимо. Такие книги («На западном фронте без перемен» Ремарка, «В окопах Сталинграда» Некрасова etc.) надо бы давать читать молодым людям, «вступающим в жизнь», чтобы они представляли, кто такие политики и что такое все формы «левиафанов».
Еще до объявления войны огромная толпа англичан стихийно собралась у королевского дворца и стала кричать «Короля!», а когда он вышел на балкон, начался ор «Хотим войны!» И дальше: «Хотим порвать в клочья немцев, п.ч. мы их ненавидим!» Во всех других столицах Европы, пишет Олдингтон, тоже «во всё горло требовали войны».
А мы всё спрашиваем себя, откуда эта их ненависть к нам, копаемся в себе. Честнейший Олдингтон показал жажду войны, анклавы ненависти, ищущие выплеснуться в самых цивилизованных странах Европы. Европейцы органическими милитаристами были всегда, почитайте-ка их историю, пусть даже и написанную ими самими, т.е. подчищенную и припудренную. Несколько раз они устраивали коллективные набеги на Русь. И никаких конкретных, важных для их выживания, причин не было ни в одной войне: ни с нами, ни в бесчисленных войнах между собой. Это приходят в действие накапливающиеся анклавы раздирающей человека изнури ненависти. Этот зоологизм человека кали-юги хорошо понимал Лев Гумилев.
Но ведь эта аморфная ненависть – симптом и плод греха. Живя сугубо плотски, в заботах о материальном возрастании и материальных удовольствиях, предавая изо дня в день, из ночи в ночь Бога-в-себе, предавая сакральные центры своего внутреннего мирового космоса, современный человек накапливает в клетках тела колоссальный конфликт, конфликт предателя. Живя в чугунно-профанных ритмах, отлученный от естественной молитвенности и следовательно кротости, он заряжается отчаянием и разочарованием в себе, перенося это раздражение и ярость во внешнее измерение.
Гималаи исторической ненависти между странами Европы общеизвестны. И если бы сегодня не было России, они бы разорвали в клочья друг друга. Вы только посмотрите, с какой ненавистью повыехали из страны «интеллигенты», большей частью еврейские, в последние годы. С ненавистью ко мне, к моему соседу и т.д. Ко всем, кто не испытывает ненависти. Да мало ли с каким государством я не согласен? Я, вослед Жан Жаку Руссо, Льву Толстому и Василию Васильевичу Налимову не согласен с любым государством, ибо у меня другой образ идеального человеческого сообщества, нежели современный типаж, где воспитывается эгосамость и лживость, завистливость и стяжательство, хитрость и жестокость, бесстыдство и цинизм. Но разве это причина, чтобы ненавидеть бытие? Разве это причина, чтобы любить богатство, а не бедность? Ибо только она, бедность, есть наш единственный друг и любящий нас советчик. Только она нам всё объяснит и верно направит. Оттолкнувший ее от себя, непременно начнет завидовать, обманывать и воевать. Возжаждавший богатства и славы непременно станет последним глупцом, даже если будет получать Нобелевские премии в номинации «мудрость».
Согласен, что душа не живёт идеями и спорами. Но, возможно, идея сама по себе не виновата. Проблема начинается там, где идея становится оружием. Когда перестаёт быть тихим цветением мысли и становится претензией на власть. И тогда действительно, остаётся либо выйти из этого движения, либо бесконечно его продолжать.
Не каждый готов к качественному изменению, и, возможно, это нормально. Большинство из нас живет в рамках привычных конструкций и продолжает двигаться по уже проложенным дорогам. Но качественное изменение - это не что-то, что приходит всем. Оно доступно лишь тем, кто готов отказаться от привычной видимости мира, от своих старых привязанностей и иллюзий. Этот путь требует большой внутренней работы и непрерывного очищения, что делает его труднодостижимым для большинства.
Это путь решительного отказа от старой концепции мира. Когда идея самоутверждения в готовом мире социальной игры становится совершенно не влекущей. Любая форма самоутверждения это вариация войны и насилия. Однажды человек дорастает до стихийного естественного даосизма. И это ни в коем случае не идея. Любая идея это война. Душа не живет идеями и концепциями. Она не спорит и не доказывает. Не выражает недовольства "условиями жизни", она не ищет доказывать, кто "хороший", а кто "плохой". Истина для души совсем не в том направлении, что истина для телесного ума (сам наш мозг - часть телесности). Душа уходит от "дележа добычи". Мир же выставляет в качестве героев тех, кто рьяно занят как раз "дележом добычи".
Уважаемый Бальдер, Согласен: различение важно. Но мне кажется, это различение не даётся раз и навсегда - оно требует постоянного самоконтроля. Внимание имеет тенденцию смещаться: мир искусно навязывает свои конструкции как нечто важное и самоочевидное. Поэтому различение центра и периферии - это не столько разовое прозрение, сколько непрерывная практика трезвости восприятия, на мой взгляд.
Да, конечно. Это древнее наблюдение, но есть здесь одна тонкость. Существует подъем и скатывание. Но иногда наступает качественное изменение, о котором и толкует чань, после которого скатывание прекращается. И это чудо. Особенно для нашей евроцентричной матрицы. Вспомните одну из главных идей лекций Мамардашвили: "нельзя накопить сознание", говорил он; сознание надо вновь и вновь обретать, ибо оно есть результат усилия и имеет тенденцию рассеиваться. Для европейца, каковым был Мамардашвили, завоевание сознания это своего рода сизифов труд.
И тем не менее мне лично трудно представить, что уезжавшие еврейские (или другие) "интеллигенты" оставляли след ненависти лишь по одной только причине чьей-то (вашей и вашего соседа) любви к бедности, любви к отсутствию ненависти, любви к собственным никому не навязываемым представлениям о внутренних (а - так , или иначе, исходящих из психологии - ничего другого нет...) открытиях божественного. Это делало бы их простыми негодяями, желающими чтобы вы и ваш сосед делали как они. Но в честь чего им это желать?
Согласен, всё, что происходит во внешнем, - это лишь проекции ума, которые со временем исчезают. То, что мы по-настоящему ищем, не зависит от этих событий, и остаётся неизменным. Когда есть это различение, ничто не способно нарушить внутреннюю гармонию. Спасибо за напоминание о том, что важно не зацикливаться на тенях.
Вы очень точно пишете о плотской жизни, утрате молитвенности и внутреннего сакрального центра - о том, что Ханна Арендт называла "банальностью зла". Современный человек, живущий в чугунном ритме повседневности, накапливает неразрешённый внутренний конфликт, который затем выливается в ненависть. Коллективные "анклавы" такого напряжения - вещь по-настоящему опасная.
Сейчас читаю книгу Николаса Старгардта "Мобилизованная нация. Германия 1939–1945". Она о том, как общество, потерявшее способность к самоосмыслению, начинает переносить внутреннюю тревогу вовне: на другого, на соседа, на государство. И поневоле думаешь: а не происходит ли с нами сейчас нечто подобное? Не повторяются ли в нас те же механизмы?
Вы говорите из глубины, не из реакции. Ваш взгляд - это попытка выйти из самого круга насилия, а не просто осудить его. Мой интерес скорее внешний, историко-антропологический. Но, кажется, направление одно: понять, как человек может жить внутри разрушительной системы - и остаться человеком.
Спасибо Вам за эту ясную линию, которую Вы проводите - она помогает не отчаиваться.
Но ведь наш внутренний космос (который на самом-то деле единственный) никто не может у нас отобрать. И человечество, и государства - всё это теневые миры, провоцируемые большей частью нашим мозгом, мысленными проекциями. Мы чересчур внимательны к этим иллюзорным мирам, приписывая им важность, которой у них на самом деле нет. Нельзя сказать, что они не существуют, поскольку мы телесны и включены в списки, однако их существование временно и пребывает внутри куцых временных законов. В той мере, в какой мы еще и внетелесны, мы свободны от этих сновидений, для кого-то просто непереносимых.