В сущности, Хайдеггер ничего не изобрел, но интуитивно набрел на чань, блуждая многие годы в одиночестве по неторным тропам и чащобам шварцвальдских лесов и болот. О том, что новый метод («другое мышление, «другое начало»), им найденный, есть древнейший восточный чань (дзэн), он узнал только в самом конце жизни, нечаянно. И был ошеломлен и подумал о России. Ибо она была пространством «между»: между западным российским романтизмом (русская духовная элита взяла у Запада романтизм, давно на Западе умерший) и восточной мистикой. В этой «промежуточности» и слабость русского человека, и сила; второй больше. Ибо, например, сила стихов и их «цимес» − в интервалах и паузах: между синтагмами смыслов и символов. Поэзия движется между застывшими понятиями и символами.

       Здесь же и тема философии Хайдеггера как формы поэзии. Скажем, его концепция «последнего Бога» − не что иное как изумляюще трогательная поэтическая поэма.