Правильно ограничить себя от всеохватывающей глупости и беспочвенной претенциозности, претензии на «истинное высказывание» можно лишь в модусе поэтического синтаксиса, где всякая «мысль» ставится в ситуацию взволнованной мимолетности и абсолютной растерянности между рождением, становлением и смертью. «Здесь-и-сейчас», трепещущее ощущением и предчувствием гибели, становится ироническим прищуром и плачем над всякой судьбой, включая твою, где судьба мысли всего лишь солнечный проблеск, песня дождя или ноктюрн пурги.