Неожиданную поддержку нашей гипотезе (точнее: нашего знания) о Большом Времени дает сама природа художественности, художественной формы как таковой. Именно из этого знания художественная форма льет свой ровный, не подверженный моралистическим ограничениям или полемикам, свет. Во всяком истинно художественном произведении, возьмем для примера роман или даже новеллу, равно спокойно и равностно внимательно рассматривается и изображается всякий персонаж, будь он мудрец или профан-дурачок, благородный муж или заблудший грешник. Вне моралистических давлений, ибо художественная форма знает, что у каждого персонажа свой кармический возраст и свои впереди громадные возможности трансформаций. В этом исток подлинной, а не лицемерно-измышленной терпимости и отсутствия авторского высокомерия или нервозности. Не субъективная философия или мировоззрение автора спокойно и мистически уравновешено (они могут быть и нервозными, и неглубокими), а художественная форма, которой автор отдается.

            Вот почему и мы, в жизни порой столь строгие, великодушны в художественной сфере, и даже опера «Кармен» о даме весьма сомнительного душевного уровня и образа жизни, воспринимается нами в тонах внимательного и даже почти торжественного слежения.