Одна из возможных причин нашей потенциальной скромности-кротости: мы не знаем, чтό на самом деле происходит в мире, ибо мы отгорожены от него словами, логикой, правилами эстетических условностей. Но к этой скромности приходят, как ни странно, только через пробуждение (недеяние святых) или через то, что мы так именуем. То есть приходят не через интеллектуальные упражнения, сколь бы они ни были многоумны. Все эти упражнения в философии скатываются как вода с масла, ибо философы как и поэты играют в слова. Они иногда доходят до неких таких странностей и, пораженные, замирают в восторге, а иногда и в ужасе. И...  рукоплещут словесности. Как это делал иногда даже Витгенштейн, сказавший красивый софизм: "О чем невозможно говорить, о том следует молчать". Витгенштейну было прекрасно известно, что поэты и философы как раз наиболее неистово говорят именно о том, о чем бесполезно и бессмысленно говорить. "Невозможность говорить" означает что-то совсем иное. Невозможность означает либо кляп во рту, либо ощущение перед собой сакрального, говорить о котором было бы кощунством и профанацией. То есть человек внутренне, в глубинах своей искренности созревший, пребывает наедине с тем сакральным, говорить о котором невозможно. В этом ситуация подлинного молчания, за которым стоит Речь, но совсем иного качества и порядка: она неслышима нашими чувственно устроенными ушами.