Вернулся из путешествия, посмотрел в окно и не захотелось жить: скоты из жэка спилили половину прекраснейшей рощи под моими окнами, любовно общавшуюся с нами; нагло и с явной ненавистью к живому обрезали мощные ветви почти на каждом дереве, с яростью срезали даже черемуху и яблоньку, обнажив мусорные громадные баки. Траву режут почти ежедневно, взламывая корневую систему. Писал бумаги, собирал подписи: зеро.
Вспомнился Рёсин, не хотевший жить, когда увидел чудище громыхающей железной дороги и прочие знаки преклонения перед машинным мозго-сердцем. Его до глубины задело, когда площадь перед собором Парижской Богоматери была превращена в стоянку экипажей. В 1874 году он писал: «В настоящее время в пятидесяти шагах от того места, где я пишу, находится ораторий Святого Духа, используемый как табачный склад; одним словом, по всей Европе скотство Калибана и пьяный разгул шатающегося сатира врывается в каждый некогда заветный уголок, где раньше царили благоденствие и поклонение чудодейственной силе красоты. Мутный поток непристойности, заливающий купол и башню стигийскими водами грешных мыслей, – ничего священного не осталось в тех местах, где прежде не было ничего мирского». Воплотись душа Рёскина в наше время, разве смог бы он жить? Вполне допускаю, что в иных случаях самоубийство тела есть спасение души и самого духа. (Извне эту меру никто не познáет). Невольно вспоминаю о тайне ухода одного поэта, временами приоткрывавшего мне свою душу.
Как духовный субстрат наш мир уже закончился, представ миром големов, мало отличимых от своих персональных автомашин и гаджетов. С другой стороны, ныне прекрасное время для того, чтобы взять пример с первохристиан, с монахов всех конфессий и внеконфессиональных чань-монахов и резко порвать с социальной круговертью. Право, идеальное время для проверки себя на способность к реальной отрешенности.
ЕТ, У меня был период увлечения традиционализмом Генона и Эволы в прошлом, к которому я пришёл через чтение Евгения Головина, но сейчас это уже в прошлом, мне многие аспекты традиционализма не близки. А по поводу Кастанеды согласен - можно перечитывать постоянно.
Г. Джемаль рекомендовал по этому поводу (свобода от мира) "Оседлать тигра" Эволы. Читаю по-маненьку, после 50 страниц начинается трудно понимаемое. Но через силу придется осилить. А потом читать второй раз до полного понимания.
"Но мало кто знает, что они практиковали служение другому человеку или другим, трудились во благо другого, но умели это делать так, что ни одна живая душа никогда ни о чем не догадывалась. Абсолютная тайна."
Согласен - это абсолютно верное направление на духовном пути. При этом есть большая опасность возгордиться созданием этой тайны внутри себя, начать этим раскармливать жадного борова своего эго, полностью потеряв ориентир духовного вектора. Нужна отрешённость не только в поведении, но и в самой глубине своего "я". “Арджуна! Выполняй свой долг. Совершай праведные поступки. Но не стремись к плодам своих действий”.
Гордыни тут не могло быть по той простой причине, что "адепт" не ставил перед собой задачи тренировать себя в"карма-йоге". Помощь рождалась из живого, не надуманного чувства сострадания. Если этого чувства не было, то и говорить было не о чем. Вот почему все эти реальные дела возможны были лишь в атмосфере весьма и весьма далекой от сытости, а тем более от пресыщенности. Радость и сострадание известны лишь бедным людям. Наша русская сострадательность была столь повсеместной и столь естественно-непосредственной, ненатужной, что говорить здесь о каких-то добродетелях было бы пошло и глупо. Не было и никакой таинственности, но незаметность и ненавязчивость (неощущение в себе субъекта) составляли ту основу русского чань-дзэна, которая, я думаю, ничуть не ниже по качеству чаня дальневосточного. Превращение человечества в сытое стадо, которому всё мало и мало материальных благ, превращение, в котором субъект разрастается в самодовлеющего монстра, делает невозможным сострадание, ибо полностью рушится и гаснет культура страдания. Бороться с бедностью может только дьявол, ибо ему известно, что из чего растет. Покуда человек живет трудно, он сохраняет в себе неземную ось, дающему ему таинственное равновесие. Едва человек начинает жить легко, как он пропал.
Еще пару слов. Уж сколько раз твердили миру, что нельзя ни к чему привязываться: ни к рощице, ни к речке, ни к вещам, ни к городам, ни к людям, ни к мыслям. Да, если пытаешься, худо ли, бедно, идти "духовным путем". Но нынче громадное большинство, так кажется, ни к чему как раз и не привязано, кроме кормушки. А раз не привязано, то всё, что не вписывается в примитивный материальный план, отпущено к чертям собачьим и летит в тартарары. Изуродованные деревья засохнут и на их месте устроят стоянку автомашин, к которым люди привязаны пуще, чем к матери родной. Сократ был привязан к Афинам, Данте – к Флоренции, Толстой – к Ясной Поляне. Привязанность к точке земли была вырвана с корнем Свердловым и Сталиным, кстати инородцами: война на уровне прямой агрессии. Вместо деревьев и ручьев – идея. Сегодня – самолюбие, счет в банке и удобства. Плачевно оказаться в промежутке между непривязанным даосом и хомусами, привязанными к машинному сердцу. Если плоть в келье, а сердце в толпе? Аскетика держится не силой воли, а влечением "пробужденного" сердца. В этом вся закавыка, не так ли? То, что я не могу теперь смотреть в окна на разверстые раны деревьев, свидетельство моей несвободы, моей зависимости от внешнего; и это мне поучение. Мой сад должен шелестеть внутри меня. Говорят, Москва изуродована Собяниным и иже с ним, ментальность землян в целом изуродована фундаментально. И что? Разве кто-то может вторгнуться в чьё-то внутреннее мировое пространство? Конечно, всё это банальности, но таковы уж пролегомены нашей судьбы, вслушивающейся в банальный путь человечества.
Но слаб человек, и придумал фразу "нельзя жить в социуме и быть свободным от него". Или всё-таки можно? Но как? Великая отрешённость как счастье и благословение, но как этого добиться, не уходя в пустыню, монастырь и не уезжая в Тибет? Выбросить телевизор, отключить интернет? Читать только Банкэя и слушать только Баха? Медитировать по 12 часов в день? Или жить жизнь, неотличимую от жизней других, но при этом помнить ежесекундно то, о чём они ни разу в жизни даже не помыслили?
Вы правы, проблема в независимости от внешнего, в том числе от внешних о себе суждений. Все мы знаем дзэнцев и чаньцев как парадоксалистов, порой резких и грубых. Но мало кто знает, что они практиковали служение другому человеку или другим, трудились во благо другого, но умели это делать так, что ни одна живая душа никогда ни о чем не догадывалась. Абсолютная тайна.
