На предостережение, что Европа (или мир) гниет, что они гниющие, обычно следует ирония на автомате: чего ж она (он) тогда еще не сгнил(а)? Однако гниение, распад, во-первых, процесс, длящийся даже не сотни лет, а тысячелетия; это указание на качественное состояние общества и человеческой монады. Гниение, сопровождающееся заражением всего вокруг, может длиться очень долго, более того – оставаться незаметным самому субъекту заразы. При этом речь-то ведь о внутренней, онтологической составляющей, а не о материальном статусе. Процесс этого распада души может сопровождаться материальным благополучием и даже сплошным цветением. Эстетика, т.е. холодный блеск орнаментов и музыкальных антреприз может блистать.

       Картина ведь может быть и противоположной: скажем, человек гниет и распадается изнутри своей телесной матрицы, он тягчайше болен и "развоплощается", однако остается здоровым душевно и плодоносным духовно (Киркегор, Чехов, Симона Вейль etc.). Он дарит окружению чудесный свет и аромат. Но ведь и страны (и этносы) есть именно такие.

       Конечно, есть третье измерение вопроса: качество самой материальной эстетики. Сама природа западной т.н. красоты для меня, например, неприемлема. У меня к ней в известной степени идиосинкразия. Скажем, роскошнейшие стихи современных поэтов ничего кроме иронической улыбки у меня не вызывают. Избушка в лесу, несомненно, красивее дворца вора в законе, даже если я не знаю, что он вор. Красота для меня связана с бытием, а не с сущим, не с кажимостью. Красота есть то, что утаивает, а не демонстрирует. Корень красоты в доцивилизационном эоне.

       Так называемое гниение западной души, а потом ее трансформация в симулякр началось не само по себе, но внутри того вброса человечества в язык, который означал отлучение человека от плеромы. Восточное человечество и западное абсолютно по-разному распорядились создавшейся ситуацией. Западное обожествило словесный язык, восточное сохранило знание об ущербной сущности словесно-символической коммуникации.