Письмо: "Вы как-то писали  о Борисе Пастернаке и параллельно о своем дяде, юном "спецпереселенце", бежавшем с Севера в родные места, пойманным и в течение многих лет мучимым в Новочеркасской тюрьме, сошедшем с ума и выпущенным. Всё это в системе Сталина, которого Пастернак называл самым чистым человеком на планете. Но в конце Вы намекаете, что ваш дядя был более поэтом, нежели Пастернак. Если я правильно понял, почему вы так думаете?" Мой ответ. Прежде всего, нигде прямо, в том числе в письме к Фадееву, Пастернак о Сталине не говорит. Да, письмо его по форме вроде как плач над гробом, но лексически он высказывается крайне туманно-косвенно, как тонкий-тонкий стилист и осторожный человек. Он знал, как выжить в системе. Вообще же его любимый прием: так усложнять свою речь (в том числе стиховую) полутонами и косвенными отсылками к дрейфующим деталям, что восприятие, бессмысленно уставая в этих очень красивых и изящных эстетических отслеживаниях, в конце концов понимает, что сказано ничего определенного не будет и отступается, снимая шляпу перед игрой, которая для самого автора, возможно, обладает каким-то смыслом или ценностью; у каждого коллекционера свои причуды. Плохо в этом письме многое. И этот нарочитый туман текста как произведения искусства, и восхищение горем народа над гробом вождя (не мог он не знать, каким избавлением была для народа эта смерть), и что в почетный караул тирану пришло "целое растительное царство" земли, и та чудовищная мысль, о которой вы упомянули: "какое счастье и гордость, что из всех стран мира именно наша земля  <..> стала родиной чистой жизни!" Всё это нельзя читать без оторопи и содрогания. Одного этого документа достаточно чистому юноше, чтобы перестать интересоваться творениями этого человека, ибо есть вещи, через которые невозможно, да и не надо  переступать. Хотя буду откровенен: лично мне письмо к Федину, когда я его в своё время прочел, ничего принципиально нового к образу Пастернака не добавило. Но впрочем, я увлекся, вы ведь спрашиваете не об этом.

       Да, я считаю, что мой дядя был больше поэт, чем Пастернак, чудесно устроенный в красивой словесности. Но дело не в письме. Дам лишь намёк о ходе моих интуиций. И Пастернаку, и моему дяде Кириллу Фетисову довелось жить в обществе очевидно безумном. Поэт Б.П. делал вид, что не замечает этого безумия. (Точно так же, как большинство современных поэтов делают вид, что живут в небезумном мире, и если пишут о безумии, то понимают сие как метафору). Впрочем, Б.П. и не замечал этого безумия, то бишь принимал это безумие за нормальность. Мой юный дядя, много раз водимый на расстрел и битый смертным боем, подвергавшийся разнообразным издевательствам, однажды отказался от участия в этом безумном "порядке" и "сошёл с ума", то есть отказался от речи и от всей системы мышления, из неё вытекающей. Он ушел в молчание и тишину иного измерения, он стал един с природой, и я думаю, что он жил глубокой жизнью вдали от безумных людей, слугами которых были словоцентричные поэты. Поэт – это тот, кто умеет слышать и видеть за ограничительной, тюремной решеткой слов и словесности. Только там он осуществляет свою подлинность существа, чьё иллюзорное "я" умерло, открыв Я истинное и нетленное. Поэзия – ведь это не словесность, не эстетический музыкальный флёр, а нечто, что присуще самой структуре Универсума. Поэт – тот, кто способен эту связь осуществлять своей жизнью. Инструментом здесь служит душа и наша священная способность к полноте внимания. Мы слепцы и не умеем наблюдать, в том числе не умеем видеть истинных поэтов среди обычных людей, передоверяя свою приватную наблюдательность деятельности государства, надевающего на кого-то "лавровые венки" и наклеивающего звучные этикетки.

       Пастернак, конечно, для меня скорее своего рода символ, за которым многие поэты, считающие себя "смыслом земли". Мне эта позиция претит и этически, и бытийно. Пастернак ведь, по большому счету, столь нежно относился к Сталину именно потому, что тот был одной с ним "группы крови", был из одной породы "гениев". Прекрасно выразил эту черту нашей знаменитости Василий Ливанов: "Талант понимался Пастернаком не как Божий дар, а как существующее вне божьих промыслов особое, исключительное качество личности, уравнивающее человека с Богом, дающее талантливому особые, исключительные нравственные права среди людей – толпы..." Удивительно проницательно. Ливанов здесь схватил плюс ко всему и фашистскую суть всей современной культуры. Пастернак со Сталиным едины в этом богоборчестве, в этом "радостном", почти ликующем замещении Бога. Мне подобная позиция, даже если её сильно убавить в пафосе, не кажется милой причудой. Считайте меня нетолерантным, но когда я читаю у Пастернака, что единственная настоящая новость это сообщение о новом таланте или его афоризм о природе этики, которую, оказывается, рождает вкус, а вкус в свою очередь формирует сила, то я просто-напросто вспоминаю Нерона, а потом весьма многих посолиднее его великих сильных эстетиков. Из всех даров, даваемых человеку за просто так, самый несущественный и самый зловредный именно талант, соблазняющий человека мнить о себе и стричь купоны, духовно не трудясь. Это низшая ступень в пребывании человеком. Здесь духом не пахнет, и Пастернак здесь предстает едва ли не сиамским близнецом Маяковского. Талант – одна из самых легко видимых ловушек для человека. Как он распорядится талантом? Достоинство и истинная работа человека начинаются за пределами таланта и всего, что с ним связано.

    Поэт, живущий на проценты со своего природного дара, дара словесника, для меня не просто под большим вопросом, но под двумя вопросами, ибо словесность давно уже не стоит ломаного гроша среди нормальных людей. Поэт – это духовный труженик. Всё остальное – артистические позы и модные модуляции.