Бывает порой трудно понять, почему один поэт (в прозе или в стихах неважно) вроде бы шикарный – тебе не по душе, а другой как раз по душе. Но ведь одни – поэты от культуры, а другие от цивилизации, и по существу между ними пропасть, да еще какая. Культур когда-то было великое множество; одна, единая культура – нонсенс. Культура существует в своей этнической, языковой, душевной потаённости, в своем расовом целомудрии. Цивилизация одна и едина, съевшая, сожравшая все культуры, не поперхнувшись, извратив разумеется их суть (ибо понять другую культуру невозможно), оставив от них пародийные эмблемы, а с сутью каждой расправившись жестоко: наехав могучим машинным катком на весенний холмик и рощу. Да, без всякой "тройной" иронии и сантиментов. Казалось бы: финита ля комедиа. Тем не менее поэты и сегодня делятся на поэтов культуры и поэтов цивилизации. Учуять это лично мне не составляло никогда труда. Почему при всей светской открытости приятельству ("Онегин, добрый мой приятель...") Пушкин не мог быть настоящим другом Чаадаеву? Или потом: любой аристократ был человеком культуры, и земля, чернозём, навоз никогда не воспринималась им как грязь. (Князья культуры, древние египтяне: священство скарабея; смерть за убийство ибиса ect.). В двадцатом веке отыскать поэта культуры стало уже намного сложней. Во многих из них шла душераздирающая война между ангелом культуры и демоном цивилизации. Блок погиб в этой войне. Мандельштам эту войну использовал с неизмеримо большей искусностью как динамический, орнаментально-витражный, чувственно-эвфонический танец, где доминировал поклон той культуре, которая добровольно сдалась (не сдалась, а сдавалась) цивилизации. И все же: мне на плечи кидается век-волкодав... А рядом скачут почти средневековые рыцари Клюев и Заболоцкий... О двадцать первом веке: ах этот двадцать первый век, будь он неладен: да где же здесь культура?.. Фальшивые деревья и фальшивая трава на улицах и скверах... Сплошные вставные челюсти.
Несомненная связь между образованностью, просвещенностью, высоким эстетическим чувством и жестокостью, ледяным сердцем. Почему-то после Жан-Жака Руссо и Льва Толстого, этих великих анархистов, эту тему почти табуировали.
|