Я не раз и не два высказывал наблюдение, которое извлек из долгих созерцаний и на которое не увидел и не услышал ни единого отклика. Суть в двух словах такова. Гуманизм, затеянный, как всем известно, в эпоху Ренессанса в качестве богоборческого проекта (в центр вселенной, то есть внимания, был поставлен человек: "мера всех вещей"), привел после недолгих ликований, научно-технических и эстетических "побед" (над кем?) к страшной стагнации, а затем к отчаянию и бессмыслице жизни (фигуры Бодлера и Блока, в качестве примера, достаточно ярко это проиллюстрировали). Запахло жареным, и "элиты" стали судорожно размышлять, чем же заменить разложившийся гуманизм, ибо божество человека уже плохо стояло на ногах и к тому же отвратительно воняло. Придумали трансгуманизм: отринуть гуманизм как внимание к каждому отдельному человечку, ибо стало ясно, что это полое пустое существо, никчемное и ни к чему не способное и уже не производящее никакой реальной работы: пришли роботы, автоматы и полуавтоматы. Вот и явилась идея избавиться от этого хлама, оставив креативную элиту, способную создавать роботов и автоматы, ну и разумеется кучку богатых бездельников: "господ" в новом царстве относительно бессмертного рабства.

  Кто же подал эту идею? (Вот в этом вся и штука). Наши интеллектуальные и творческие элиты, уже более ста лет вбрасывающие в общество концепцию своего безусловного,  чуть ли не расового превосходства над обычными людьми. Смысл истории и всего эволюционного (как им казалось) процесса они видели и видят в порождении гениев в науке и искусстве, а также артистов экстра класса. Соответственно, смысл всех интеллектуальных и художественных усилий человечества – в порождении такого рода пассионарных креативных личностей, которым должны создаваться идеальные условия.  

   Массированное давление этих идей я и называю ужасным грехом творческой элиты и всех интеллектуальных элит без исключения (и сегодняшних, разумеется, в высочайшей степени). Ибо они не только не увидели и не видят основного порока гуманизма, но возвели его чудовищный дефект в "перл творенья", созидая по существу фашистскую, расовую теорию и атмосферу под эту теорию. Сущность гениальности (особенно в нашу переломно-хрупкую эпоху всеобщего зависания над бездной) должна была бы, на мой взгляд, пониматься смиренно однозначно – как безусловная и неуклонная воля к святости. Только это, только такое мировоззрение могло бы нас спасти, вывести культуру и цивилизацию из чудовищного ослепления и оглупления.            

       Исключительно точно и тонко ощущала эту проблему Симона Вейль, поднявшая своего рода бунт (изумительный по красоте) против талантливых людей, объявляющих себя гениями, равно и против всех, кто славит таланты, именуя их гениальностью.  Она очищает понятие гения от дрянной гуманистической шелухи. Гений ищет святости (её новой формы сообразно условиям времени) как новой формы истины и правды. Соответственно, «священное – это далеко не личность; это напротив, в человеческом существе как раз то, что безлично. Всё, что безлично в человеке, священно – только оно». «Ибо личность "преуспевает" только тогда, когда её раздувает социальный престиж». Но единственно реальное, истина (она же правда) приходит с неба.  Симона вводит парадоксальный образ дурачка, чтобы всем было внятна её мысль. «Деревенский дурачок, дурачок в буквальном смысле слова, реально любящий истину, хотя бы он не издавал ничего кроме лепета, своей мыслью бесконечно выше Аристотеля. Он бесконечно ближе к Платону, чем был когда-либо Аристотель...»      И далее столь же разительно смелое, ибо чистое: «Надо ободрять этих дурачков, этих людей без таланта, людей с дарованием средним или чуть выше среднего, которые – гениальны. Не надо бояться приучить их к гордости. Любовь к истине всегда имеет спутником смирение. Настоящая гениальность есть не что иное, как сверхъестественная добродетель смирения в области мысли». Так она обращается к интеллектуалам и сплошной интеллектуалистичности эпохи.       Истина есть нечто целостное, выходящее за пределы личности и самости. Истина существует только в паре с правдой. Истина не может быть не правдивой, не в абсолюте душевной чистоты и искренности.       Истина в человеке (и к человеку) не от человека, а свыше. И всяческое кипение мозга и мозгов, равно и воображения не имеет никакого отношения к истине. Идите учиться к дурачку, господа курносо-заносчивые. «Вместо того чтобы поощрять расцвет талантов, как призвали в 1789 году, нужно лелеять и согревать нежным уважением рост гениальности; ибо только поистине чистые герои, святые и гении могут быть подмогой несчастным». Интеллект сегодня по-прежнему служит негодяям.  Истина по-прежнему с несчастными. На чьей же вы стороне, господа поэты, романисты, сценаристы, режиссеры, музыканты, культур-философы и все менеджеры-от-культуры? Большинству из вас надо бы заткнуться, а вы лезете в гении, отталкивая истинных гениев, чья весть с неба. С. Вейль была верна всю жизнь этой своей интуиции. Она писала об этом в четырнадцать лет ("любое существо, даже если оно вовсе лишено природных способностей, вступит в это предназначенное для гения царство правды, коль скоро оно взыскует только правды") и ярко выплеснула в своей последней статье "Личность и священное".

       Всё это имеет прямое отношение к так называемому трансгуманизму, т.е. преодолению (вконец скурвившегося) гуманизма за счет перехода к ярчайшей форме фашизма, где на пьедестал возводится сверхчеловек, то есть тот, кто сам себя возвёл в "знатные". Торжество предельной формы хамства. СверхХам  на троне. Концепция художественной элиты, воспевающей уже много более ста лет смысл истории и природы как производство гениев (то есть талантов по терминологии Симоны Вейль), несомненно, стала опорной почвой для трансгуманизма. Поймут ли наши художники и мастера искусств, чему служили и служат или так вот до последнего дня Армагеддона и будут  возносить себя (и явно, и мысленно) в сан тех, кому ангелы готовят сады отдохновения?

      К трансгуманизму всё это имеет отношение еще и в другом важнейшем моменте. Мы еще раз видим вдруг абсолютную ложность деления людей на творческих ("креативных") и нетворческий балласт. Ценность "деревенских дурачков" вдруг неслыханно возрастает, они оказываются гарантами истины, хранителями небесных эталонов. И это важнейшее онтологическое открытие для всех бессчетных "элитных" придурков, не ведающих ни о концах, ни о началах, ни о земном, ни о небесном. В реальном, внеконцептуальном мире, в мире открытых веяний и просторов, где ясно видно во все концы, обнаруживается удивительная сбалансированность свыше всех существ, как человеческих, так и нечеловеческих. И всякое принятие концептуального решения об уничтожении (или угнетении) тех или иных видов и популяций грешит неописуемой глупостью. Ибо истина/правда – с неба, а на земле мы только её прочитываем. И смирение, равно послушание истине неба является высшей формой гениальности, через кого бы она не являлась: через Моцарта или через  убогого пастуха в забытых людьми долинах. Забытых людьми, но не Богом. Вот еще почему наше внимание к бедному и откровенно неудачливому, к живущему на обочине, к кажущемуся заурядным и не отмеченным талантами существу должно оставаться ничуть не менее смиренно сбалансированным, чем внимание к засветившимся на "празднике жизни".