Язык (все языки – это один язык) нам задан как клише восприятия и формирования образа мира. Это императив, клетка, тюрьма;  общаемся с плеромой посредством "решетки языка". Вот почему следовало бы пребывать настороже, быть начеку. Есть основания предполагать, что язык, нам когда-то данный, либо дает ложную картину мира, либо побуждает нас к усилиям в ложном направлении движения. Поэты (и мыслители) делятся на тех, кто захлебываясь от восторга славословят язык как бога и соответственно себя как при боге первых людей (подавляющее большинство пишущих стихами и прозой) и на тех, кто чувствуют амбивалентную сущность языка, его роковую для нас иллюзионность и соблазн. Они пытаются не забывать, что нечто и некто стоит по ту сторону языка во всей полноте истины и блага. Они не придают большого значения говоримому, они пытаются смотреть и слушать как бы за пределами языка. Человек может говорить и писать как заведенный, а они вслушиваются и всматриваются в него, выключив его "нарратив". Они отвечают не на его слова, а на нечто более сущностное; в том числе на то в нем, что им самим забвенно, забвенно до-словесным его ликом; вот почему у этих поэтов и мыслителей не бывает друзей.

       В целом же цивилизация с поразительной наивностью отдала все свои лучшие силы слову, знаку и формуле: филологизму, игре, где обман (и ложь) в конце концов обнаружили свою тотальную власть, сделав невозможным всякую реальную проверку происходящего и творимого: всё без исключения забалтывается и мистифицируется через виртуализацию бессчетных типов.

       Как-то мой добрый знакомый на очередной прогулке поделился шокирующим впечатлением от большого книжного магазина: нет предмета или даже символа, "нет даже кажется уже этикетки", о которых не было бы написано книг. Горы и горы вновь прибывающих погружений в словесную рефлексию. Какой-то словесный кротизм. В России стихи пишут (то есть считают себя поэтами, издают свои опусы в бумажном или в электронном виде) триста тысяч человек! Каждый год в свет выходит более трехсот новых романов. Какая чудовищная порабощенность словом, какая перевозбужденность психик. Но ведь это лавина больных сознаний! Больных "креативностью"! Так он говорил, поблескивая наивно-мудрыми глазами из-под маленьких очков, мой весьма даже религиозный товарищ по будням. А я добавил: какая оторванность от ручного труда, т.е. молитвенной заземленности. Какие сплошь чистенькие ручки.

Зашел он как-то ко мне в гости. Я ему: "Определи одним словом современного человека!" – "Зажравшийся". – "Вот именно. И ты хочешь, чтобы я читал его романы и его вирши и слушал его философические комментарии? Нет, брат мой, я согласен беседовать только с голодным." "Да где ж ты такого найдешь?" "Вот именно!"