Из глубины громадного зáмка филологии я тонким писком протестую против её всё более наглого и бессовестного всевластья. Как я ни сопротивлялся, она отравила меня, ибо подменила способ созерцания, а затем и чувствования. И теперь я её раб и её детёныш, знающий, в каком направлении свобода и иногда читающий её знаки: невидимые и беззвучные.