Традиция у поэтов: относиться с неким религиозным трепетом к своему занятию, много, яро о нем говорить, полагая себя небожителями. Этого нет ни в одной профессии: даже композиторы и живописцы бесконечно менее самовлюблены. Идет этот пафос, я думаю, из двух предрассудков. Во-первых, из раскрученности мифа о слове как первозерне космоса, и во-вторых, из словоцентричности нашей цивилизации. Что касается первого, космос едва ли произошел из земного Слова: форм языка на земле великое множество, а что уж говорить об иных галактиках. И если уж толковать евангельские слова Иоанна, то надо ясно помнить о их контексте, из которого очевиднейше явствует, что Христос посреди великого молчания принес единственное слово сущее и оригинальное: слово Этики. Альфу и омегу высшего Закона. То есть: "В Начале была Этика". Иисус и принял смерть именно за эту проповедь. А что касается второго аргумента, то словоцентричность как раз и оказалась коварнейшей ловушкой. Евангелие же насквозь антисловоцентрично.

       Но факт: поэты давно и рьяно занимаются магией и колдовством: химичат со словом. (То есть живут супротив истине Христа и всего древнего Востока). Даже Геннадий Айги, поэт редкостно не суесловный, умеющий слушать тишину и молчание, говорил: «Основная цель поэзии – развитие собственных поэтических средств». С другой же стороны, в этом же интервью Айги в ответе на вопрос об общем впечатлении от современной русской и мировой поэзии сказал: «Похоже, что Слово сгнило насквозь, и не только в окружающем меня пространстве. Сгнило в нем некое "ядро"...» И далее пояснил, что в "в современном слове" связь с чем-то Бóльшим, чем человек, "как бы исключена". И добавил, что из слова ушла интонация благодарения "даже за самый промозглый день". (1985 г.) По существу, это и была одна из двух главных тем его содержательно-прозаических высказываний последних лет жизни. (Умер в 2006-м).

       За это ли его любили на Западе? Трудно сказать. Ведь он был очень тихим человеком и хорошо говорил по-французски и не скрывал своей любви к французской поэзии. Боюсь, что главным фактором оказалась все же новизна его поэтического языка. Невозможно закрыть глаза на то, что весьма многие интервью Айги посвящены вопросам технологии поэтической алхимии и поэтического автономного, словно это вещь-в-себе, процесса.