В доказательство плотности, то есть почти всевластия словесной решетки. Время наивной поэзии, когда эта решетка была почти прозрачной, безвозвратно прошло. С начала ХХ века большие поэты это уже крупные филологи, "спецы" по слову, полагающие, что вследствие этого они спецы и по жизни. Вспомним Андрея Белого, Цветаеву, Хлебникова. Сегодня подобная фактичность или подобная претензия уже рассматривается "экспертными кругами" как нечто само собой разумеющееся. Поэты-ориентиры все сплошь "знатоки-виртуозы", назовем ли мы наобум имена Алексея Парщикова или Ольги Седаковой, Геннадия Айги или Андрея Таврова. Какое бы известное имя мы ни назвали, мы попадем непременно в изысканного филолога, а не в простака. Ибо сама решетка языка сегодня на первом месте. Реальностью считается то, что происходит внутри языковой решетки. То есть поэзия стала явлением почти всецело языковым и филологическим, отчасти культурологическим с чудовищно эклектическим акцентом. Реальность давно за рамками поэзии. Но ведь это оксюморон: задача "изначальной", корневого извода поэзии как раз – помогать прорыву индивида из иллюзорности в реальность. Нет ничего выше тяги человека к ощущению себя реальным.