Потеряв Катю ("Митина любовь"), Митя не может двигаться вперед, его любовь истинно велика, боль утраты непереносима, и он стреляется. Рильке в письме к Льву Струве (сыну философа Петра Струве) "читает мораль" Мите: мол, он не проявил терпения. Но сам Бунин на стороне Мити: мощь его восприятий природного мира зашкаливающе велика, она божественна по чистоте и силе, по интуитивной проникновенности. С такой силой в опошленном мире жить невозможно. В "Нескучной весне" Бунин рисует похожего "настоящего человека", приехавшего из большевистской Москвы в подмосковное родовое поместье, где он с особой силой почувствовал, «до чего я человек иного времени и века, до чего я чужд всем эти "пупкам" и всей той новой твари, которая летает по ней в автомобилях!» И вот он возвращается в Москву. «И чувство моей отчужденности от этого "советского" вагона, на площадке которого я стоял, и от русого мужика, который спал в нем, вдруг приобрело во мне такую глубину и силу, что на глаза мои навернулись слёзы счастья...» Вот что такое отчужденность Мити от мира грязи-и-хаоса и следом отказ. Он идет из мощи восприятия совокупной поэзии бытия. Сама эта мощь для иных натур едва переносима. Вот финал стихотворения Анатолия Передреева: «...Но летит подо мной колокольня,/Но поет пролетающий мост.../ Я не вынесу чистого поля, / Одиноко мерцающих звезд!» И он таки не вынес. Для большинства спасение их телесной матрицы – в обездушивании. Да, Митя мог бы "перетерпеть" гибель Катиной души и смотреть вперед подобно зверю и что-то там встретить еще. Но это был бы уже другой Митя. Бунин показывает неизбежную гибель в нас одного существа за другим. Нам следовало бы ставить памятники и надгробья внутри самих себя.